Блэйн открыл глаза и увидел, как крышка кабины, в которой он лежал, откинулась. В лицо ударил резкий свет лампы.
Блэйн мысленно ощупал тело, проверяя, в целости ли оно и сохранности. Все было в порядке. Да иначе и быть не могло: все эти тридцать часов тело лежало здесь в полном покое. Он пошевелился, приказал себе подняться и сел. Со всех сторон смотрели расплывающиеся в потоках света лица.
– Ну как, трудно было в этот раз? – спросил кто-то.
– Не легче, чем обычно, – ответил Блэйн.
Он вылез из похожей на гроб кабины и зябко передернул плечами. Вдруг стало холодно.
– Ваш пиджак, сэр, – приблизилось чье-то лицо над белым халатом.
Девушка помогла ему надеть пиджак.
Потом подала стакан.
Блэйн попробовал: молоко. Можно было догадаться. Здесь всем принято по возвращении давать стакан молока. Может, в него что-нибудь кладут? Он никогда не интересовался. Для него и других разведчиков это была одна из многих мелочей, составляющих особую прелесть «Фишхука». Через сто с небольшим лет существования «Фишхук» сумел пронести великое множество полузабытых, в разной степени старомодных традиций.
Он уже стоял, потягивая молоко, и к нему возвращалась большая пусковая комната, в которой блестели ряды звездных машин. Некоторые были открыты, а в закрытых лежали тела товарищей Блэйна, и их разум путешествовал сейчас где-то в космосе.
– Который час? – спросил Блэйн.
– Девять вечера, – ответил человек, державший в руках журнал регистрации.
Существо опять шевельнулось в мозгу, и вновь зазвучали слова:
– Здорово, приятель. Меняюсь с тобой разумами!
Пожалуй, по человеческим понятиям, ничего более нелепого быть не могло. Это было приветствие. Что-то вроде рукопожатия. Мозгопожатие! Впрочем, если вдуматься, в нем куда больше смысла, чем в обычном рукопожатии.
Девушка тронула его за руку:
– Ваше молоко, сэр!
Если это расстройство мозговой деятельности, значит, оно еще не прошло. Блэйн снова ощутил Его – этот чуждый, темный сгусток, спрятавшийся где-то в подсознании.
– Машина в порядке? – спросил Блэйн.
Человек с журналом кивнул:
– Все в полном порядке. Записи с информацией уже отправили.
Полчаса, спокойно подумал Блэйн и удивился собственному спокойствию. У него осталось всего полчаса, потому что именно столько потребуется, чтобы обработать информацию. Записи всегда просматриваются сразу после возвращения исследователя. Приборы, конечно, зафиксировали, что произошло. И вскоре все станет известно. Надо выбраться отсюда прежде, чем прочтут записи.
Он оглядел комнату и вновь почувствовал удовлетворение, восторг, гордость – то, что испытал, попав сюда впервые много лет назад. Этот зал – сердце «Фишхука», отсюда отправляются исследователи на далекие планеты.
Блэйн представлял, как тяжело будет расстаться со всем этим, как трудно будет уйти насовсем, – слишком большую часть самого себя он сюда вложил.
Но выбора нет, надо уходить.
Он допил молоко, отдал девушке стакан. Затем пошел к двери.
– Одну минуту, сэр, – мужчина протянул ему журнал. – Вы забыли расписаться.
Проклиная формальности, Блэйн вынул из журнала карандаш и расписался. Столько глупостей, но таков ритуал. Расписывайся, когда приходишь, отмечайся, когда уходишь, а главное, держи язык за зубами. Такое впечатление, что одно лишнее слово – и «Фишхук» рассыплется в прах.
Он вернул журнал.
– Простите, мистер Блэйн, но вы не указали, когда придете на чтение записей.
– Напишите: завтра в девять, – бросил он.
Пусть пишут все, что вздумается, он не собирается возвращаться. У него осталось лишь тридцать минут, даже меньше, и нельзя терять ни мгновения.
С каждой убегающей секундой в памяти все ярче вставал тот вечер три года назад. Он отчетливо помнил не только слова, но и тон, которым они были произнесены. В тот вечер позвонил Годфри Стоун, и в его голосе, прерывистом, словно после очень быстрого бега, звучал панический страх…
– Счастливо! – Блэйн вышел в коридор и захлопнул за собой дверь. В коридоре никого не было. По обеим сторонам пустынного коридора двери были закрыты, из-за некоторых сквозь щели просачивался свет, стояла полная тишина. Но в этой безлюдности и тишине ощущался пульс гигантского организма «Фишхука». Казалось, огромный комплекс никогда не спит: круглые сутки работают лаборатории и испытательные станции, заводы и университеты, обширнейшие библиотеки и склады…