Тут не обязательно ставить точку. У нас уже есть интерес к тому, чтобы разрабатывать алгоритмы, которые будут не только эффективными, но и постижимыми для своих создателей. Чтобы это сделать, нам, возможно, придется серьезно пересмотреть понятие постижимости. Мы, вероятно, так никогда и не сумеем постичь, что именно делают наши автоматизированные системы конкретно, шаг за шагом, но это нормально. Достаточно будет, если мы научимся взаимодействовать с ними, как одна разумная сущность взаимодействует с другой, развивая здоровое понимание того, когда стоит доверять рекомендациям, где можно наиболее эффективно их использовать и как помочь машине прийти к недоступному для нас самих уровню эффективности.
Однако пока мы этому не научимся, непостижимость искусственного интеллекта будет представлять определенную опасность. Как мы узнаем, что машина вышла из своей «зоны комфорта» и уже работает с той частью проблемы, с которой не очень хорошо справляется? Степень такого риска нелегко определить количественно, и с подобными проблемами мы будем сталкиваться по мере развития наших систем. Возможно, с какого-то момента нам придется беспокоиться по поводу всесильного искусственного интеллекта. Но сперва нам надо озаботиться тем, что машинам приходится отвечать за решения, для принятия которых у них недостаточно ума.
Нам надо делать домашние задания
За шесть месяцев до первого ядерного испытания ученые, работавшие над Манхэттенским проектом, подготовили отчет LA-602. В нем были приведены данные об исследованиях возможного выхода ядерного взрыва из под контроля, что грозило уничтожением Земли в результате сгорания атмосферы. Это было, вероятно, первым исследованием в области угроз существованию человечества.
Конечно, список опасных технологий, изобретенных людьми, не закончился на ядерной бомбе. С тех пор тема катастрофических побочных эффектов неоднократно всплывает в разных контекстах: рекомбинантной ДНК, синтетических вирусов, нанотехнологий и т. п. К счастью для людей, обычно в таких случаях верх берет трезвый расчет, что приводит к появлению различных соглашений и протоколов, регулирующих исследовательскую деятельность.
Я думаю о мыслящих машинах как о технологии, которую надо развивать с такой же (если не с большей!) осторожностью. К сожалению, идею безопасности искусственного интеллекта оказалось сложнее популяризировать, чем, скажем, идею биологической безопасности, потому что у людей довольно слабое представление о том, что такое нечеловеческий разум. Кроме того, если задуматься, то можно прийти к мысли, что ИИ в действительности является метатехнологией, то есть технологией, которая способна разрабатывать другие технологии либо совместно с людьми, либо даже автономно (что еще более усложняет анализ вероятных последствий).
Впрочем, в течение нескольких последних лет мы наблюдаем внушающие оптимизм подвижки, примерами которых являются инициативы новых организаций, таких как Институт будущего жизни, объединивший ведущих специалистов в области искусственного интеллекта для работы над постановкой задач, стандартами и этическими нормами исследований.
Поэтому путаные аргументы людей, которые пытаются показать, что разбираются в вопросах мышления, сознания или этики искусственного интеллекта, часто отвлекают от простой истины: единственный способ гарантировать, что мы случайно себя не взорвем с помощью собственной технологии (или метатехнологии), состоит в том, чтобы делать домашние задания и принимать соответствующие меры предосторожности, как поступили ученые из Манхэттенского проекта, когда подготовили LA-602. Нам надо перестать играть словами и взяться за исследования в области безопасности искусственного интеллекта.
Вот вам аналогия: со времени Манхэттенского проекта ученые-ядерщики переключились со стремления увеличить мощность реакции ядерного синтеза на решение вопроса, как наиболее эффективно ее можно сдерживать, — и мы даже не называем это ядерной этикой.