Мужчина ожидает, что охранник сделает ему замечание из-за того, что он рисует на стенах, или скажет что-то уничижительное вроде: «Знаешь ли, они закрасят это, как только тебя здесь не будет» или «Отчищай это, заключенный!», а может, еще что хуже, но тот ведет себя так, будто этого вообще не видит. Будто он не видел, как тот рос из почти невидимого наброска мылом в огромный, выглядящий объемным цветок, нарисованный зубной пастой и затененный ваксой.
— Жюри распустили! — сообщает Лавмор, у которого явно выдался хороший день.
— Что?
— Собирай свои вещи, заключенный. Пора переезжать!
— Но мы даже не завершили суд. Не выслушали всех показаний. Какой суд идет всего три дня?
— Удачный, — отвечает Лавмор.
Зак почти задыхается.
— Удачный для кого?
Охранник показывает ему свои крупные белые зубы.
— Для всех.
Мпанги относится к этому также.
— Очень хороший, — говорит он, когда приходит Зак. — Очень хороший суд.
Зак взрывается.
— Что, бл*ть, это значит? Это была абсолютная бутафория.
— Чем короче суд, тем дешевле для людей. Мы все знали результат с самого начала, так? На самом деле нет смысла все затягивать.
Судьи входят и все встают, а затем снова садятся. Зак остается стоять.
— Вы вынесли вердикт? — спрашивает главный судья.
Присяжная с длинными белыми косами встает.
— Да, ваша Честь.
Она щелкает кнопку на пульте, которую она держит, и на киноэкране для доказательств высвечивается подсчет голосов.
Двенадцать красных. Двенадцать из двенадцати. Грязная дюжина.
— Ай! — Мпанги кажется впечатленным. — Высший балл!
Зак сжимает зубы, а руки в кулаки.
«Не бей своего адвоката. Не бей своего адвоката. По крайней мере, не перед всем судом».
Публика довольна. Они хлопают, будто это была длинная, но удовлетворительная постановка. Главный судья стучит своим молотком, и люди затихают.
— Спасибо, за вашу работу, — говорит он присяжным, которые впервые выглядят веселыми.
Они словно придерживали при себе свое мнение три дня, а теперь могут, наконец, расслабиться. Теперь они свободны и могут возвращаться к своей нормальной жизни, потратить деньги, которые получили за свою работу здесь, вытащить из своей сумки с логотипом колонии «ЛЕД» мармелад со вкусом «Кул-эйд».
— Вердикт — «виновен». А теперь приступим к приговору.
— Приговору? — спрашивает Зак. — Все должно быть не так.
Судья опускает свой молоток.
— Мистер Гердлер? У вас есть возражения?
Зак опускает взгляд на Мпанги, который смотрит на него с интересом. Действительно ли его клиент настолько глуп, кажется, думает он, чтобы злить судью, который собирается вынести ему приговор?
— Вам нужно время, чтобы обдумать вердикт, а затем определить приговор.
— Мне не нужно время, — отвечает судья. — Я слышал и видел достаточно.
— Но…
— Виновны в ста восьми эпизодах преднамеренного убийства, мистер Гердлер. Мне не нужно долго думать, решая, что с вами делать.
Присяжные забыли о своем веселье. Они наблюдают, завороженные. Зак понимает, что ничто из этого не было настоящим, начиная от самозваного адвоката до актеров на скамье присяжных. Главный судья смотрит на Зака, прищурив глаза. Все это было сложной уловкой, игрой, экспертной хореографией власти против пешки.
— Я на это не куплюсь! — кричит Зак. — Я вижу, что здесь происходит.
Публика начинает хихикать. Они не ожидали выступления на бис.
— Это не правосудие. А вы, — говорит он судье. — Судья, ха! Готов поспорить, даже не имеете юридического образования. Готов поспорить, что вы получили свой диплом из еб*ного пакета с сюрпризом!
Теперь публика и пресса достали свои девайсы, записывая гневную тираду Зака. Еще больше доказательств против него, что он безумец и опасный псих.
— Гердлер, — говорит Мпанги, — сядь, парень. Ты делаешь только хуже.
— Пошел ты! — кричит Зак и применяет всю свою силу воли, чтобы не сломать адвокату нос.
— Откуда вас всех взяли? — кричит Зак на трибуны с людьми, прячущимися за своими записывающими устройствами. Они все актеры, теперь он это видит. Вспышки их камер жалят его и без того больные глаза.
Главный судья стучит своим молотком.
— Мистер Гердлер!
— Обвиняемый, пожалуйста, сядьте, — пищит прокурор, наслаждаясь шоу.
Этого не может быть. Он не может отправиться в исправительно-трудовую колонию. Он должен добраться до Кейт, пока не слишком поздно.