— А, — произносит он со вздохом. — Уже лучше.
— Не шевелись, — приказывает Вега, — будет немного больно.
Она стягивает края раны вместе и проходится вдоль хирургическим автостеплером, оставляя позади миниатюрный железнодорожный путь из стежков цвета кожи. Кейт волнуется, но она заворожена процессом. Вега будто застегнула его на молнию.
— Они растворятся через пару дней, — говорит Вега. — Будешь как новенький.
Робо-девушка накрывает меньшие порезы тромбоцитарными пластырями и убирает аптечку обратно в грудную клетку. Передает Мэлли ингалятор.
— Чтобы уменьшить боль.
Сет звонит Арронакс. Сопровождаясь звуком всплеска, появляется ее аватар.
— У нас проблема.
***
Кейт выходит на балкон, следом за ней Кеке. Женщина держится за перила, а затем дрожащими руками нажимает на кнопку, чтобы поднять вверх невидимый экран, и они смотрят на раскаленный город: серый, расшитый зеленым, и вдыхают токсичный воздух, пахнущий озоном и пеплом.
— Ты же знаешь, для чего нужен экран, верно? — спрашивает Кеке.
Когда установили экран, воздух на балконе стал фильтроваться и охлаждаться. Предполагается, что он должен помогать вам почувствовать, будто вы стоите на свежем воздухе, без пыльцы и загрязнения, «Защищаем Вас, не лишая вида», но он вызывает у Кейт клаустрофобию. Быть закрытой в невидимой коробке все равно, что быть закрытой в коробке.
— Серьезно, что, бл*ть, произошло?
Мимо них проносится дрон. На нем логотип известной сети китайских ресторанчиков: три палочки на тарелке, образующие анархический символ «А», потому что кому не нравятся бунты и лапша?
— Angaz (прим.: с зулу «Я не знаю»). Без понятия. Бешенство робо-щенков?
— Двенадцать лет, — говорит Кейт. — Двенадцать лет этот робот был лучшим другом Мэлли. Идеальным питомцем. Верным лабрадором, как они говорили. Запрограммированным быть верным. Сколько будет по человеческим меркам двенадцать собачьих лет?
Кеке пожимает плечами.
— Не знаю. Но двенадцать человеческих лет — это как двенадцать столетий в технологии. Чейсер устарела. Когда ты в последний раз ее обновляла?
— В двадцать девятом. Они больше не выпускают обновлений для ее модели.
— Что наводит на мысль…
— О чем?
— Ну, знаешь, — Кеке показывает внутрь, легко поигрывая бровями. — О степфордской жене.
— Не начинай. У меня и так достаточно тревог.
— Ты должна признать, что неплохо иметь такую рядом.
— Да.
— Как ты думаешь, что еще она хранит в своих отсеках?
Глава 3
Электросмог и солнечный свет
— Ты все еще думаешь о… ну, знаешь, пророчестве? — спрашивает Кеке.
Сейчас они сидят на полу балкона, босые и раздетые до нижнего белья. Пьют виски, похожее на жидкое золото в последних лучах заката.
— Конечно же. Каждый день. Особенно, когда меня расстраивают дети. Тогда я начинаю испытывать вину, потому что на самом деле мы все здесь милостью… кого?
— Леди Удачи, — отвечает Кеке. — Удачи. И любви.
В уме Кейт появляется изображение Леди Удачи, галлюциногенная смесь из статуи Свободы, Чудо-женщины в ретро стиле и ее воспоминания о Солан с колчаном стрел с алмазными наконечниками.
Они чокаются бокалами и пьют.
— Ты не должна чувствовать вину. Ты знаешь, что тебе не из-за чего винить себя.
— Вина идет в комплекте, — отвечает Кейт. — Быть родителем — это пожизненный приговор на чувство вины.
Они сидят в уютной тишине.
— Ты знаешь, что Солан все еще посылает детям шарики на каждый день рождения?
— Серьезно?
— Белые. Я знаю, что это из добрых побуждений, но они пугают меня до чертиков. Летают тут днями, напоминая мне о том глупом пророчестве.
— Я пытаюсь об этом не думать, — говорит Кеке, — но…
— Знаю, — говорит Кейт. — Затем еще одно из пророчеств сбывается, и снова становится жутко.
— Сначала Марс! Дерьмо.
Одним из пророчеств Селестии было, что люди, крадущие у Красной планеты, станут огненным жертвоприношением для мультивселенной, чтобы задобрить Селестию. От пророчеств по большей части отмахиваются, как от вдохновенной культовой брехни, но люди стали больше прислушиваться, когда последний корабль, возвращавшийся с Марса, пропал в космосе, унося с собой жизни пятидесяти двух космических шахтеров, двенадцати туристов и оборудования стоимостью в сотни триллионов долларов.
— Сет всегда говорит, что любой может написать «пророчества», а затем найти какие-нибудь данные в их пользу. Но это просто… необъяснимо, верно?