У меня на душе заскребли кошки. Даже если бы Карлоу и Крик смогли возродиться, исход у этой линии исследований только один – чтобы уничтожить Дверь, многим осененным пришлось бы умереть.
– Сегодня – мешает, – Карлоу позволила Крику поднять ее и усадить на стол передо мной. Она раскрыла пальто. Знак на ее груди сочился ярко-синими чернилами.
– Ты знаешь, как сформулировать контракт?
– Прими в жертву жизнь Франциски Карлоу, – сказала я, – и уничтожь половину лепестка розы.
Бэзил поднял руку.
– Это очень простой контракт, – сказал он, наморщив нос. – Может не сработать.
– Он поймет, что я имею в виду, – я почувствовала, как рука, в которой я сжимала нож, взмокла от пота. – Мне пришлось быстро научиться работать с ними. Когда я начинала, я едва умела говорить. Он поймет.
Мой грехотворец, от которого всегда исходили волны острой боли или низкий рык, тихо загудел.
– Это неважно, – Карлоу ткнула себя в грудь, прямо над сердцем, и нащупала щель между ребрами. – Когда мы сможем найти способ уничтожить что-то бессмертное, у нас будет шанс уничтожить и заменить Дверь. Представь себе, что лепесток – это Дверь. И не беспокойся из-за того, что тебе приходится меня убивать. Важно только то, что мы сможем найти новые способы воздействия на Дверь. Уничтожить ее. Запереть. Все, что угодно.
– Большинство людей мечтают об этом, – сказал Крик, – так что наслаждайся.
«Возьми в жертву жизнь Карлоу, – взмолилась я своему грехотворцу, – и уничтожь половину этого лепестка, включая бессмертные части».
Я воткнула нож между ребер Карлоу, и через несколько мгновений она замертво упала на стол.
Крик поднял руку. Бэзил проверил лепесток.
– Полностью уничтожен, – сказал он, двигая пальцами в том месте, где должен быть лепесток.
Крик закрыл глаза Карлоу.
– Многообещающе.
Глава восьмая
Я стояла над раковиной. Меня рвало. Бэзил держал мои волосы и протирал мои руки влажной тряпкой, смывая с кожи кровь Карлоу. Из-за знаков никто их них не мог запереть что-то бессмертное или уничтожить – это было слишком похоже на запирание или уничтожение творцев. Суверен никогда бы не допустила подобных экспериментов. Но я связана не была и могла заключать любые контракты, какие хотела. Мы повторяли подобные контракты до конца дня и узнали, что для уничтожения чего-то бессмертного лучше всего подходят физические жертвы.
В этом был смысл. Чтобы оставаться закрытой, Двери нужны были физические жертвы. С чего бы для уничтожения творений единственных оставшихся в мире бессмертных существ, творцев, не нужно было то же самое?
– Как бы мы ни поступили с Дверью, она потребует крови, – сказал Бэзил, переводя взгляд с трупа Карлоу на алое небо за окном.
– Почему именно крови?
– Потому что если Дверь откроют, крови уже не будет, – сказал Крик. Его тело было испещрено дырами, оставленными моим грехотворцем. – Карлоу пришлось умереть, чтобы ты смогла справиться хотя бы с этим. А представь, что потребуется, чтобы разрушить Дверь?
– Представь, что потребуется, чтобы создать Дверь, которая не будет требовать жертвоприношений, – возразил Бэзил.
– Можно, я подумаю об этом завтра? – спросила я. Каждый раз замечая боковым зрением неподвижное и безмолвное тело Карлоу, я вздрагивала. Мои творцы были вымотаны от объема работы. После всех выполненных контрактов у меня болела голова. – Сомневаюсь, что чего-нибудь когда-нибудь будет хватать, чтобы это сделать.
– Даже если жертвы принесем не только мы. – Бэзил выставил меня за дверь. – Отдохни. Продолжим завтра.
Я вернулась в свою комнату, но была слишком уставшей, чтобы заснуть. Беспокойная энергия струилась по моим рукам и ногам.
Я так и не услышала, как Карлоу вернулась к жизни. Вот до чего доводила нас Цинлира, вот до чего она довела мою мать и других жителей Болот. Она заставляла нас работать до седьмого пота, пока наши тела не падали от изнеможения, а мы не могли вспомнить, когда в последний раз были в постели. Она говорила нам, что если мы будем работать с достаточным усердием, то сможем разбогатеть.
Не сможем.
Пэры будут заставлять нас работать до самой смерти, будут богатеть за счет нашего труда, а затем передадут все заработанные нами деньги своим наследникам. Так поступили с моей матерью. Так поступал с Карлоу наследник. Так поступала со всеми нами суверен. Неважно, чего было слишком много – работы или принесенных жертв – люди были слишком измотаны, и переутомление не давало им сопротивляться положению дел.
Кто-то трижды постучал в мою дверь, и я заколебалась. Дверь может попытаться меня соблазнить, чтобы я ее открыла.