– Лорена? – раздался голос наследника.
Он был бы ужасной приманкой.
Я открыла дверь.
– Ваше величество?
– Боюсь, я не уделял тебе внимания, но последние несколько дней моя мать требовала моего присутствия, – сказал он, входя в комнату. – В следующий раз, прежде чем открывать дверь, убедись, что это я. Задай мне вопрос, ответ на который могу знать только я.
– Это было бы излишне, но если вы настаиваете.
– Настаиваю, – он поставил на мой стол маленькую стеклянную миску с красной грязью и сложил руки за спиной. Это была та самая чаша, что мне показала Карлоу, но после наших опытов она не считала, что я была готова приступить к работе с ней. – Бэзил рассказал мне о ваших сегодняшних экспериментах. Предлагаю тебе провести еще один – если ты считаешь, что сможешь его провести. Можешь уничтожить вот это?
В миске была очень однородная субстанция, все крошечные гранулы были одной формы и цвета. Я наклонила миску, и грязь, как вода, пролилась через край.
– Что это? – спросила я – и тут же почувствовала, как на моем языке появился маслянистый, горький вкус. Я не была готова экспериментировать, но хотела знать, что это. – Это не грязь.
– Ты знаешь, почему кровь красная? – спросил наследник.
– Из-за железа, – чтобы создавать или уничтожать кровь с помощью моих творцев, я должна знать, из чего все состоит. Благодаря своему ремеслу могильщицы я хорошо знала строение тела смертных. – Грязь не может быть такой идеальной консистенции из-за железа.
– Да, но, насколько я могу судить, это не совсем грязь, – сказал он. – Это часть Двери или, по крайней мере, ее физического воплощения. Нам потребовалось два года, чтобы понять, как забрать ее из пещеры, в которой находится Дверь.
– Что? – я отдернула руку. – Что вы имеете в виду под физическим воплощением? Дверь это дверь.
– Не всегда, – он поднял одно плечо и медленно опустил его. – Мы знаем, что это не настоящая грязь, но что это на самом деле, понять не можем. Понимание ускользает от нас, как ускользает настоящая форма Двери. Ты сможешь это уничтожить?
Он посмотрел на меня поверх очков. Я проследила за его взглядом до маленького пятнышка над моим плечом. Он кивнул на пустое место.
– Твой грехотворец… – он взмахнул ладонью. – Наклонился?
– Он устал, – сказала я.
– Если ты настаиваешь. Так ты сможешь это сделать?
То есть это вызов. Сможет ли двуосененная, которая угрожала ему в Лощине, вернуть свою уверенность?
– Конечно, я могу попытаться, но у меня есть вопросы. К ней можно прикасаться? – спросила я.
Когда он кивнул, я смахнула грязь обратно в миску. Гранулы издали звук, похожий на звон разбитого стекла. Несколько из них прилипли к моей коже. На ощупь они были влажными и маслянистыми. Я соскребла их в миску и понюхала руку. От нее ничем не пахло.
– Вы пробовали ее на вкус?
– У нее нет вкуса, – сказал он. – Ее пробовали несколько людей – и несколько осененных, включая меня. Похоже, точно воспринимать это вещество можно только через осязание.
Я вытерла пальцы о рукав рубашки. По ощущениям я как будто натерла пальцы салом.
– И скольким вы ее скормили, прежде чем пробовать ее самому? – спросила я.
– Я наследник престола Цинлиры. Я представляю слишком большую ценность, чтобы просто так взять и попробовать нечто подобное. Но да, в прошлом году я ел ее лично, – он склонил голову. Волосы упали ему на лицо, но ему не удалось скрыть улыбку. – Ты ведь это понимаешь, не так ли?
Потому что все жизни могут быть сведены к ценности. Пэры никогда не понимали всей тонкости этого высказывания.
Я стиснула зубы, и он посмотрел на меня.
Он вдохнул, выдохнул, снял очки и вытер их о рубашку.
– Это тебя расстроило?
– Да.
Разочарование в его вздохе было ощутимым, и я ясно вспомнила, как когда-то он сказал: «Ты должна меня понять».
Если я должна быть здесь, помочь Уиллу и остановить жертвоприношения, этот парень – мой шанс это сделать.
– Я понимаю почему, – я коснулась его руки. Я не позволила своему большому пальцу скользнуть чуть-чуть влево под его рукав. Я не обвила пальцами его запястье. Он замер. – Но это не значит, что я с этим согласна.
Прикосновения приносили ему такой же дискомфорт, как и мне. Он носил одежду, как доспехи, рукава всегда были плотно застегнуты на запястьях, а на шее завязан галстук. Я любила прикосновения – чувствовать их и касаться кого-то, – но очень часто от меня ждали, что после них будет что-то еще, и не знали, как остановиться, когда я прекращала контакт. Я использовала свое ремесло как щит: никто не хотел прикасаться к девушке, которая прикасалась к смерти. Это спасло меня от чужих ожиданий. Щитом наследника были страх и отлично сшитые костюмы.