Приложение № 8, Е
Утром 18-го октября 1905 года появился в виде телеграмм Высочайший манифест. По этому случаю были устроены многочисленные митинги в разных частях города, и толпы народа, преимущественно учащиеся, с красными флагами устремились в центр города, на Крещатик. Всему этому способствовала прекрасная солнечная погода, наставшая после целого ряда ненастных дней. Часов в 11 утра ввалилась в залу городской Думы толпа, где был устроен митинг, председателем которого был избран гласный Думы Шефтель и в помощники ему один русский студент, они принимали запись на очередь говорить речи. Многие высказывались за немедленное освобождение арестованных за политические дела и предлагали идти толпой к тюрьме и силой добиться освобождения их, но слова эти так и остались только словами. На других митингах по этому вопросу было принято более благоразумное решение выбрали из своей среды депутатов и послали их к губернатору; они добились освобождения некоторых заключенных, что было, возможно, властью губернатора. Во время речей был такой случай: один русский студент-оратор высказался о том, что не все сразу делается, а идет постепенно, и что все остальное будет дано; но присутствующие евреи в продолжение всей речи перебивали его и старались заставить его замолчать, и он был вынужден уйти с трибуны. После этого инцидента поднялся невообразимый шум и некоторые возмущались тем, что за такая свобода слова, когда кому-нибудь из здравомыслящих не дают высказать свое убеждение. Во время шума раздался крик «долой жидов!», не нашедший себе поддержки. Были и ораторы рабочие, говорившие о том, что этот манифест вырван ими у царской власти, с оружием в руках, и что еще не все им дано, и они будут добиваться остального своею кровью и не сложат оружия. Была также пропета Вечная Память князю Трубецкому, как борцу за свободу; из-за этого возник спор: демократы кричали, что он, как представитель буржуазии, не стоит этого, а другие, что нужно почтить всех павших за освободительную идею, что и было исполнено повторением Вечной Памяти. Должен заметить, что в зале на этом митинге присутствовали представители всех сословий и национальностей, пожилые и молодые, и он прошел спокойно. Пробыв в зале часа два, я пошел в свое отделение убрать бумаги и идти домой на обед.
Придя в отделение, я увидел в окно приближающуюся процессию демонстрантов, шедшую с Большой Василъковской улицы, с красными флагами, с различными надписями на них и пением, а напротив, возле ресторана Семадени, выстроенную поперек улицы роту солдат, заряжавшую боевыми патронами свои ружья. Когда толпа приблизилась к углу Николаевской улицы, офицер отдал приказ взять ружья на прицел; тут настал ужасный момент, все смотревшие в окна с замиранием сердца ожидали, что произойдет. Сперва толпа, при виде направленных на нее ружей, остановилась и стала разбегаться, а к офицеру подошло несколько человек с манифестом в руках и, наверное, убедили его, что в этой манифестации нет ничего предосудительного, так что он скомандовал роте построиться и отойти на Думскую Площадь. Тогда эта толпа, собравшаяся снова, с криками «ура!» двинулась вперед к Думе и, остановившись перед балконом, на котором помещался вензель из инициалов «Н» и «А» с царской короной наверху, требовала снятия короны. Выбежав на балкон, я застал букву «А» уже сломанной, а корону сломал один русский рабочий, и когда она была ниспровержена, из толпы послышались крики, чтобы поставить ее на прежнее место, что было сперва исполнено, и вместе с тем был воткнут красный флаг в корону, но потом, минут через десять, корона опять была сокрушена, на этот раз уже евреем; он же сломал половину буквы «Н». На крики уличной толпы вся публика из зала вышла к ней, так что зал остался совершенно пуст, и в нем не было ничего попорченного. На улице сперва ораторствовали в одном месте, возле парадного входа в Думу, с какого-то белого стола, служившего трибуной, а когда остановились вагоны трамвая по причине скопившейся массы народа, то некоторые ораторы избрали крыши их своими местами, откуда они надрывающимися голосами произносили речи. Ушел я из Думы часа в два дня и по дороге встретил на Александровской улице направляющуюся на Кре-щатик манифестацию с красными флагами, состоящую исключительно из евреев подростков, с красным бантом или повязкой у каждого.