Ибо от живого мира, от мира, как он есть, их отделяет глухая стена словесных формул, наговоров, заклинаний и истинно шаманских обрядностей…
Три тысячи лет уже живет еврейский народ сознательной жизнью на земле, и где у нас хоть следы, хотя бы слабые признаки аристократизма, присущего обыкновенно древним родам? Мы — демократы, и все наше поведение согласуется с кодексом, составленным Ликургами из Психоневрологического института за Невской заставой; этого рода демократизм — начало и конец нашей мудрости. Но история прощает несоответственное поведение еще меньше светского общества: здесь «не принято», там не приемлется…
… Еврей и сейчас охотно идет за всяким блуждающим огоньком, поднимающимся над революционным болотом; тлетворная, разлагающая словесность о всеобщем братстве и всеобщем благополучии, та самая словесность, которая породила смуту и, следовательно, погромы, еврею и теперь мила; слова — отечество, порядок, власть — коробят ухо еврея, как реакционные, черносотенные; слова — демократия, республика, самоопределение — нежат его слух; вопреки всем жестоким урокам еврей продолжает думать, что в начале было слово, не творческое Слово Божье, а праздное слово краснобая…
… Обычно еврей начинает беседу о злобе наших злобных дней вопросом: долго ли еще это будет продолжаться? И в этих немногих и простых словах, в них сказывается инстинкт человека и еврея: жажда конца смуты. Все, что следует за этим, уже от блудной мысли, от демократизма, социализма, национал-социализма, сионизма, — все вещи незначительные, незначащие в сравнении с мрачным величием того, что происходит вокруг нас и с нами. Не звериная мудрость тут повинна — человеческая глупость. Опыт истории, которую мы теперь уже знаем за семь тысяч лет, показывает, что человеческое общество никогда не жило наподобие пчелиного роя или муравьиной кучи. Человек либо выше животного, либо ниже его; он живет либо по инстинкту и разуму, либо вопреки разуму и вопреки инстинкту. Не бросают же животные своих детей в объятия раскаленного идола, а люди эту и подобные мерзости делали в течение многих поколений, делали под влиянием извращенных представлений, мнимого, ложного знания. Нужно раз и навсегда расстаться с усыпляющим и совесть растлевающим представлением, будто народы, целые общества не ошибаются в своем поведении. В действительности соответствие между поведением народа и его же интересами есть недосягаемый идеал, к которому народы медленно, медленно приближаются, то и дело возвращаясь вспять и расплачиваясь за рецидивы дикости и знахарства жестокими страданиями, иной раз самим существованием своим. Такой рецидив знахарства привел Россию к крушению…
Что евреи именно стихийно, инстинктивно тянут к России, жаждут ее, это лучше всего можно наблюдать на евреях отщепившихся от России государств. Тут еврей живет в условиях, во всяком случае близких к нормальным: не давит его тут мертвая петля советской власти, и не мечется он, как мы, беженцы, в пустоте между Wohnungsamt[58] и заячьей биржей, между биржей и кабаре… Картина везде та же: евреи являются верными хранителями русского языка, русской культуры и ждут не дождутся восстановления великой России. Школы, в которых ведется еще преподавание на русском языке, заполняются еврейскими детьми, и я видел, какая это трагедия для еврейской семьи, имеющей детей школьного возраста, когда школа начинает питомцам своим навязывать язык благополучно самоопределившегося племени и патриотизм нововозникшего государства. Так мало верят евреи в устойчивость этих из мутных волн революции вышедших готовыми государств, так непосредственно воспринимают они это, как переходное состояние, как историческое недоразумение, что нет у них охоты заставлять своих детей заучивать вокабулы языка, на котором на всем земном шаре говорят один или два миллиона человек. В этих государствах-клетушках русский еврей, изведавший жизнь на широком просторе великой империи, чувствует себя стесненным, сдавленным и пониженным в своем гражданском уровне, — несмотря на все права и автономии. И в этом чувстве стесненности больше чем неудобство текущего дня — в нем глубокий исторический смысл, правда нашего бытия. Ибо поистине судьбы нашего народа тесно связаны с судьбой великой России…
Примечания
1
См. в отделе приложений изречение из ее интересной статьи, относящейся к 1922 году. Приложение № 1
(обратно)2
См. в отделе приложений. Приложение № 2.
(обратно)3
См. в отделе приложений. Приложение № 3.
(обратно)