— Одни ушли, другие придут, — сказал Рейден. — Рано или поздно это все равно должно было случиться.
— Мы подарили им стабильность, — сказал Магистр.
— Скорее, навязали, — вставил Виталик.
— Взамен отобрав развитие, — сказал Рейден.
— Ты представляешь себе, что может начаться?
— Отчасти представляю, — сказал Рейден. — И я уверен, что они справятся.
— Значит, ты уже выбрал, — констатировал Магистр.
— Я выбрал давно.
— И ты стоял за ними. И не просто стоял, а всю дорогу в спину подталкивал.
— Нет, — сказал Рейден. — Я только задал вектор. Все остальное они сделали сами.
— И он? — Магистр ткнул в меня пальцем. — Ты хочешь сказать, что он тоже все сам?
— Да, — сказал Рейден. — Мое участие ограничивалось только генетикой и воспитанием. Соломки на игровом пути я ему никогда не стелил.
Это уж точно. И до того, как это все началось, он мне соломки не стелил, и позволял набивать шишки на собственном опыте. Может быть, это и был его вклад в мое… воспитание.
Тем временем Венец Демиурга растаял прямо на голове Магистра и материализовался в руке Рейдена.
— Вот так, значит? — уточнил Первый Игрок.
Рейден не ответил.
— Это читерство, — сказал Магистр. — Но не ты один умеешь читерить.
Он размазался по воздуху, превратившись в копье, направленное в грудь Рейдена, с легким хлопком преодолев звуковой барьер, и это было довольно внезапно, и никто из присутствующих не успел не то, что среагировать, а даже заметить этот бросок (ну, кроме меня, я успел заметить, а реагировать просто не стал), но Рейден был быстрее.
Произошло короткое столкновение, в результате которого Рейден остался стоять, как стоял, а Магистр опять отправился валяться на песке.
— Не смеши людей, Оберон, — сказал Рейден. — Ты еще не готов к тому, чтобы встать против меня. И никогда не будешь готов. Ты знаешь об этом мире очень многое, но все равно это меньше того, что знаю я.
— Ладно, — Магистр встал и отряхнул песок с брони. — Пусть так. Но ты совершаешь ошибку, мастер.
— Возможно, — сказал Рейден. — Но возможно, что и ты совершил ошибку, попытавшись уничтожить целую планету.
— У них бы ничего не получилось, если бы ты им не подыгрывал.
— Я им не подыгрывал, — сказал Рейден. — Земля долгое время была заповедником для Системы, ты это знаешь, ты и сам там жил. Там живут наши потомки, и возможно, что они смогут сделать то, на что мы в свое время не решились.
— Выйти за пределы? Ты же знаешь, чем это может быть чревато.
— Разум должен двигаться вперед, — сказал Рейден. — Иначе он деградирует. Ты тысячи лет играл в одну и ту же игру, тебе еще не наскучило?
— Ладно, черт с вами, — сказал Магистр. — Дальше живите, как хотите.
Думаю, он уже понял, что проиграл. И понял он это не сейчас, а гораздо раньше, когда я вернулся из глубокого космоса, и ни на секунду не поверил в мои байки про то, что я сделал это, воспользовавшись космическим кораблем чужих.
Потому что он мог играть сколь угодно хорошо и виртуозно, но только в рамках Системы, а я уже за эти рамки вышел.
Додумав эту мысль до конца, я обнаружил, что стал участником немой сцены. В смысле, все стояли на местах, никто ничего не делал и ничего не говорил, и все смотрели на Магистра, а он смотрел на Рейдена, и эта диспозиция не менялась уже больше минуты.
Словно все чего-то ждали.
Первый Игрок и терпение потерял первым.
— Ну же, — сказал он Рейдену. — Давай. Почему ты медлишь?
— Хотел задать тебе тот же самый вопрос, — сказал Рейден. — Почему ты еще здесь? Твой уникальный непредсказуемый портал все еще работает.
— И ты дашь мне уйти?
— Я здесь не для того, чтобы тебя убивать, — сказал Рейден. — Все, что я собирался сделать, я уже сделал.
— Что ж, время нас рассудит, — сказал Магистр. — И потом, когда все полетит к чертям, я постараюсь найти тебя, Рейден. И сказать…
— Что ты меня предупреждал, — сказал Рейден. — Иди уже, Оберон.
— Еще увидимся, — сказал Магистр, щелкнул каблуками и исчез, а воздух с хлопком заполнил то место, которое он занимал до этого.
— Извините, что я вмешиваюсь, — сказал Федор. — А может, зря? Может, надо было его все-таки… того?
— Какой ты стал кровожадный, — заметил Виталик.
Рейден посмотрел на них.
— Оберон, наверное, последний мой земляк и ровесник, последний представитель моего народа, — сказал он. — По крайней мере, из тех, о которых мне известно. Его смерть бессмысленна. Сейчас он уже не может вам помешать.