Большинство семейных ферм полагались на грубые методы ведения сельского хозяйства и естественную плодородность почвы. Их деревянные плуги мало чем отличались от тех, что использовались во времена Нормандского завоевания. Скот добывал себе пищу сам, поэтому размножался неизбирательно, а навоз не накапливался для удобрений. Ограды окружали обрабатываемую землю, чтобы животные не входили, а выходили. Расчистка земли под пашню была тяжелым трудом, и человек мог годами оставлять пни на своих полях, а не заниматься их удалением, даже если для этого ему приходилось использовать мотыгу вместо плуга. Виргинец Джеймс Мэдисон, критик господствующих методов, жаловался в 1819 году: "Пока в изобилии имелась свежая и плодородная почва, культиватор был заинтересован в том, чтобы распределить свой труд на как можно большей площади, поскольку земля была дешевой, а труд - дорогим". Мэдисон выступал от имени просвещенного
35. Гэвин Райт, Политическая экономия хлопкового Юга (Нью-Йорк, 1978), 69-72; Мартин Брейгель, Ферма, магазин, посадка: The Rise of a Market Society in the Hudson Valley (Durham, N.C., 2002), 5.
36. Ruth Cowan, Social History of American Technology (New York, 1997), 39-43; Nylander, Our Own Snug Fireside, 46-47; Benjamin Klebaner, American Commercial Banking (Boston, 1990), 12; Larkin, Reshaping Everyday Life, 38, 53.
Меньшинство реформаторов сельского хозяйства, часто крупные землевладельцы, живущие в районах, давно не обрабатывавшихся, рекомендовали такие средства сохранения урожая, как севооборот и внесение удобрений. Их идеи распространялись вместе с технологическими усовершенствованиями в области вспашки, боронования и обмолота в течение нескольких лет после 1815 года37.
Почти вся жизнь протекала в домашнем кругу: производство и потребление, рождение и воспитание детей, передача зачатков грамотности, уход за больными и теми немногими, кто доживал до старости. Работа, которую мы бы назвали "производством", занимала много времени обычной домохозяйки. По оценкам правительственного отчета, опубликованного в 1810 году, две трети всей одежды и постельного белья производилось в домашних хозяйствах. Такое производство не обязательно предназначалось для собственной семьи, поскольку купцы "сдавали" пряжу, ткачество и шитье женщинам, чтобы те занимались этим дома за плату. Ранняя промышленная революция не положила конец такому домашнему производству. Когда женщины смогли покупать ткани, а не ткать их, они не перестали шить одежду дома. Они приветствовали новые технологии, в том числе швейные машинки, которые позволили им лучше одевать свою семью или зарабатывать больше денег38.
Мужчина был "главой дома", как по закону, так и по обычаю, и он мог использовать труд других членов семьи, как это делали его предшественники на протяжении веков. Однако на практике другие члены семьи пользовались все большей автономией в белой Америке, и отцы не могли контролировать, на ком женятся их сыновья или дочери. В ближайшие десятилетия мужчины потеряют большую часть своего юридического контроля над имуществом и трудом своих жен и детей. Несмотря на общий закон о "ковертуре", который лишал замужних женщин юридической независимости от мужа, женщины почти всегда с нетерпением ждали перспективы замужества. Только в браке женщина могла обзавестись собственным домом; будучи старой девой, она должна была жить в доме другой женщины. За исключением некоторых аспектов молочного животноводства, обычаи четко определяли большинство видов трудовой деятельности как мужские или женские. Семейная ферма работала лучше всего, когда муж и жена тесно сотрудничали и оказывали друг другу взаимное уважение. Однако порабощенным женщинам могли поручать задания, которые в иных случаях предназначались для мужчин39.
37. Питер МакКлелланд, "Сеяние современности: Первая сельскохозяйственная революция в Америке (Итака, штат Нью-Йорк, 1997); цитата Мэдисона на 41. См. также Brian Donahue, "Environmental Stewardship and Decline in Old New England," JER 24 (2004): 234-41; Steven Stoll, Larding the Lean Earth: Soil and Society in Nineteenth-Century America (New York, 2002).
38. Laurel Ulrich, The Age of Homespun (New York, 2001), esp. 37-38.
39. См. Nancy Osterud, Bonds of Community (Ithaca, N.Y., 1991); Hendrik Hartog, Man and Wife in America (Cambridge, Mass., 2000); Carole Shammas, A History of Household Government in America (Charlottesville, Va., 2002).