Я была совсем не против лицезреть, как Роберто машет руками, объясняя, какой Маурицио болван, но еще мне очень хотелось под этот шум спасти своих девчонок от раздачи флайеров. Я знала, что в этом месте мужчин самих оставлять нельзя - коршуны тут же налетят и растреплют добычу. Оглядевшись по сторонам, я увидела печальную молдаванку Наташу, взяла ее за руку и потащила за столик. Та шла, не зная, что происходит, но и не сопротивляясь.
- Посиди с этими товарищами, закажи что-нибудь, они не будут против. Или если хочешь, пей с нами виски. Я сейчас приду. Веселись, - с этими словами я помахала итальяшкам, ткнула пальцем в девочку, показывая, что она с нами, и помчала за Олькой с Жанкой.
Так мы подружились с Наташей, с которой раньше я даже не думала общаться. Когда мы разговорились и стали доставать ее расспросами, она отвечала так, словно хотела оправдаться за то, что стала стриптизершей, будто мы были судьями. Не догадывалась она, как сильно ошибалась... здесь каждая пыталась оправдаться, если не перед другими, то хотя бы перед собой. В четырнадцать лет она осиротела, оставшись с сестрой-близняшкой на попечении тети, которая особо не страдала заботой о них. После школы сестры не поступили никуда, и начали работать: то официантками, то продавцами за копейки. Тогда нашлась 'подруга', которая направила Наташу сюда, получив свои комиссионные и ни на секунду не задумавшись о судьбе бедной девочки. Мне было непонятно, как такое могло случиться. Этот ребенок просто хотел счастья, и не знал, каким путем к нему прийти. Она думала, что сможет заработать денег на одежду к зиме, вернуть долги, отпраздновать с сестрой день рождения. Ей хотелось делать те простые вещи, на которые мы, зажраные, вечно недовольные людишки не обращаем внимания. Нам всегда всего мало, у нас всегда все не так: дом у нас маленький, родители - слишком консервативные, родственники - недостаточно богатые, дети - недостаточно гениальные, урожай - мог бы быть и получше, кот мог бы быть и попушистее - все не так! Вот так и хочется порой взять всю нашу цивилизацию и постучать ее головою об стену, чтобы все недовольные на планете вспомнили, что кто-то - живет под мостом, кто-то - осиротел, кому-то Бог не дает детей, кто-то умирает с голоду, а у кого-то нет рук, чтобы погладить того самого недостаточно пушистого кота, и все это происходит в тот самый момент, когда мы ноем, что у нас шуба не из норки, а из кролика...
Усугубляло ситуацию молдаванки то, что у нее здесь случилась любовь. Чем больше она рассказывала свою историю, тем глупее эта девочка мне казалась, при всей моей жалости к ней...
Звали его Максат, и познакомилась она с этим казахом на улице, раздавая флайера. Он подошел спросить, почему та в печальном образе, она нагрубила в ответ, и так у них завязался спор, плавно перешедший в три дня сказки для нашей Золушки.
Он приходил к ней, спрашивал о ее жизни, о ее семье, рассказывал о себе и о своей работе с отцом в нефтяной промышленности. Перед отъездом он пообещал, что закончит через неделю какой-то проект, заработает денег, чтобы оплатить неустойку за ее контракт и вернется, чтобы забрать ее в Алма-Ату, но заканчивалась уже вторая неделя, а ничего не происходило. Он звонил ей, обещая, что вот-вот - и все наладится, потом пропадал на несколько дней, потом снова звонил, а она, бедненькая, верила, что он приедет за ней, и у них будет дом у реки и много детей. В рассказе слышалось, насколько тяжело ей дается жизнь после смерти родителей - она часто вздыхала, вспоминая детство и то, как все завидовали счастью ее семьи, и много говорила о том, что непременно создаст такую же...
- Слушай, если у него такие намерения, почему он не возьмет денег у отца, пока свои поучит? - спросила Оля. - Там же по-любому бабки водятся, раз они нефтью занимаются, ну, три штуки точно никого из них не обанкротили бы...
- Он гордый очень...хочет всего сам добиваться...
- Ах гордый... а не забыл он, кем ты работаешь? Гордость ему позволяет оставить свою девушку раздеваться перед мужиками, ходить в эскорты?
- А я и не хожу...он попросил меня не общаться с другими мужчинами здесь...
- Чего?! Он совсем охренел?
- Оль, ну не надо, и так тошно...я уже жалею, что рассказала. Вот посмотрите, он скоро заберет меня, я здесь ненадолго...
- А он оставил тебе денег на это 'ненадолго'? Он спрашивает тебя, чем ты питаешься и есть ли у тебя, на что заправить телефон, чтобы спросить, как у сестры дела? Наташенька, прости, но ты не в той ситуации, чтобы слушать сказки про любовь. Приедет - хорошо, молодец, а пока - будь добра включи свои мозги и живи не мечтами, а реальностью, - Олька прямо орала на нее. - Мы здесь - выживаем, здесь нельзя реагировать на такие просьбы, любовь - это хорошо, когда ты на свободе, а не тогда, когда за любой шаг в сторону расстреливают. Сколько у тебя уже невыполненных норм? Ты хоть представляешь, если он кинет тебя? Он тебя три раза в жизни видел! Пусть я буду ошибаться, но пока что он ведет себя как последний эгоист. Он не у бабушки тебя оставил, а в чужой стране, без денег и с отвратительной работой, так что пока что не такой уж он и принц!
Я слушала их и диву давалась, какими люди бывают...даже не знаю, правильного слова...
Ночь пролетела мгновенно, оставив то кисло-сладкое послевкусие, о котором поют в песнях. С итальянцами общаться было легко, будто на курорте, даже девочки, которые объяснялись с ними на языке обезьян, не нуждались в переводчике, так что все, кроме несчастной Лэк, которую выдворили, были довольны, как удавы, и только рассказ Наташи никак не давал покоя...
Глава 15
Накануне объявили о конкурсе Мокрых Маек, который проводился здесь довольно часто. Суть этого развлечения не менялась со времен его создания - толпу грудастых (и не очень) барышень облачали в тонкие белые майки, и поливали водой, чтобы было видно очертания фигур, а потом путем голосования выбирали победительниц. Призы, как и положено, тоже были назначены - за первое место было обещано двадцать пять тысяч бат, за второе и третье, соответственно, десять и пять тысяч. В конкурсе могли участвовать все желающие, и Артур не упускал случая делегировать туда своих девчонок, дабы прорекламировать свой клуб. Желающих среди наших было не много. Кто-то не хотел тратить время на глупые конкурсы для туристов, кому-то хватало раздеваний в клубе, а кому-то просто нечем было конкурировать. Мой скромный второй размер, конечно, не смел выпрыгивать из-за пазухи, спеша посоревноваться, но и работать в тот вечер не хотелось страшно. Опухоль с ноги сошла, и о приключении на море теперь напоминали только редкие покалывания при ходьбе, поэтому нужно было выходить трудиться во благо отдыхающих.
Плюнув на то, что денег было считанные копейки, я поплакала перед Димкой и взяла еще один выходной, который стоил мне отсутствия зарплаты и двадцати долларов штрафа. Кроме того, я набралась наглости отпроситься на конкурс, потому что в номере можно было помереть со скуки. Димка поворчал, что я, мол, совсем обнаглела, но все-таки отпустил, пообещав прикрыть в случае чего - на больничном-то мы должны были сидеть по норам, а вылазки были чреваты пресловутыми штрафами.
Итак, вместо работы я пошла веселиться. Улыбнувшись паре кривоносых грузинов (впервые, кстати, видела таковых в Таиланде), я уселась рядом с ними у самой сцены и получила первый приз зрительских симпатий - бутылку пива. Большего мне от них, собственно, и не надо было, поэтому я прикинулась, что не понимаю никаких языков, кроме чисто украинского, и технично свела наше недолгое общение на нет.
Увидев конкурсанток, выходящих из-за кулис, я поняла, что если бы принимала участие, то последнее место досталось бы точно не мне. Многие кандидатки были настолько убогонькими, что не укладывалось в голове, чего они вообще полезли на сцену. Появились и наши девочки. Это были Лесли и Джойс - настоящих имен я не знала, поскольку не общалась с ними, - девочки из старого заезда. Лесли была высокой темноволосой девчонкой, с не очень спортивной, но очень женственной пышной фигурой. Она хреновенько танцевала, но всегда пользовалась спросом у клиентов. Я никогда не замечала ее в стычках с коллегами и вообще, она казалась очень мирным жителем нашего гарема. Лицом она уступала многим девочками, хотя при удачном макияже ее пухленькие губки и лупатенькие глазки выглядели очень даже сексуально. С ней меня не связывало ничего, кроме приветствий. Джойс была полной ее противоположностью: маленькая, заметно подкачанная блондинка с огромной силиконовой грудью, она была королевой на сцене. Красивое лицо ее часто искажалось капризной гримасой, что, почему-то, делало ее еще более желанной для мужчин. Тело ее было продырявлено во множестве мест, включая язык, соски, брови и губы, но не исключаю, что я могла видеть не все... Поговаривали, что украшения, которые на ней были, все до единого инкрустированы брюликами, и что перед тем, как принять дар, она требовала выгравировать на металле имя дарителя. Я бы, может, и подумала, что это сказка, но за годы работы в этой индустрии так насмотрелась на избалованных вниманием девиц и безграничное сумасшествие мужиков с зашкаливающим либидо, что уже мало чему удивлялась. Заострив внимание на соотечественницах, я обнаружила неустойчивость в их ногах и расфокус во взгляде. Несомненно, девчонки прилично зарядились перед шоу! Вечер обещал быть интересным.