Что плохого в старости?
Глава 7
Кто-то из персонала выкатил прабабулю на кресле из комнаты, ба поспешила следом, и я осталась одна, глядя на море.
Кое-чего не хватало. Кое-кого.
Моей мамы. Она должна была быть здесь. Четыре поколения женщин нашей семьи, и про одно из них – мою маму – забыли.
Многое ли вы помните из совсем раннего детства? Типа, до того, как вам исполнилось, скажем, года четыре?
Ба говорит, что почти ничего не помнит.
Я представляю это так: ваша память – это большой кувшин, который постепенно всё наполняется и наполняется. К тому времени, как вы достигаете возраста ба, память здорово переполняется, так что вам ничего не остаётся, кроме как начать избавляться от всяких воспоминаний, чтобы освободить место, а проще всего это сделать с самыми старыми.
Для меня, однако, воспоминания из раннего детства – это всё, что осталось мне от мамы. Плюс горстка разных памятных штуковин, которые хранятся в картонной коробке с крышкой.
Самое главное – это футболка. Это то, что я вижу первым делом, когда открываю коробку, потому что футболка – самый большой предмет. Простая чёрная футболка. Она принадлежала маме и до сих пор пахнет ею.
И когда я открываю коробку, которая большую часть времени стоит у меня в шкафу, я достаю эту футболку, прижимаю к носу и закрываю глаза. Я пытаюсь вспомнить маму и пытаюсь не грустить.
Запах, как и воспоминания, теперь совсем слабенький. Это смесь терпкого парфюма, стирального порошка и пота, но чистого пота – не сырной вони, которой, по мнению людей, несёт от Эллиота Бойда, но которую я сама никак не могу учуять. Это просто запах человека. Моего человека, моей мамы. Сильнее всего футболка пахнет в районе подмышек – звучит противно, но это не так. Однажды запах выветрится полностью. И это немного пугает меня.
Ещё тут лежит поздравительная открытка, адресованная мне, и стишок оттуда я знаю наизусть.
А внизу аккуратным ровным почерком написано:
«Моей Бу, счастливого первого дня рождения от мамули, целую и обнимаю».
Бу – так меня ласково называла мама. Ба говорит, что не хочет использовать это прозвище, потому что оно принадлежит нам двоим – мне и маме, и это здорово. Словно у нас с ней есть секрет, что-то общее, только наше.
Чем ещё хороша открытка, так это тем, что на ней осталось немножечко запаха футболки, так что пахнет она не только бумагой, но и мамой.
Я думала об этом, сидя в прабабулиной комнате, когда мои мысли прервала ба.
– Ты идёшь, Этель, или так и будешь в облаках витать? И что за унылое лицо? Вечеринка же!
По следующей части я пробегусь быстренько, потому что было примерно так весело, как вы себе представляете… не считая кое-чего странного, случившегося под конец.
ПРАБАБУЛИНА ВЕЧЕРИНКА
Гости:
Человек двадцать. Все, не считая меня и медпомощницы по имени Честити, были совсем взрослые, а то и вовсе древние.
Что на мне было надето:
Сиреневое платье с цветочками и ободок в тон. Ба считала, что я выгляжу миленько. Это было не так. Девчонкам вроде меня просто должно быть позволено носить джинсы и футболки до тех пор, пока с них не сойдёт вся неуклюжесть-тощесть-прыщавость. На деле я выглядела, как мультяшная версия страшненькой девчонки в симпатичном платье.
Что я говорила:
Здравствуйте, спасибо, что пришли… Да, мне уже почти тринадцать… Нет, я ещё не решила, какие экзамены буду сдавать… Нет [фальшивая застенчивая улыбка], мальчика пока нет… (Можно тут я просто выскажусь: почему пожилые люди считают, будто могут выспрашивать про мальчиков и всякое такое? Это что, какое-то право, которое появляется, когда вам стукает семьдесят?)
Что я делала:
Разносила еду. До этого ба спрашивала меня, что стоит подать, но моё предложение – конфетки «Джелли Белли» и чипсы «Доритос» – оказалось проигнорировано. Вместо этого из угощений были оливки, кусочки бекона, обёрнутые вокруг чернослива (фу – кто вообще до этого додумался?), и крохотулечные сэндвичи с огурцом. Шансы, что я захочу сунуть что-то из этого себе в рот, стремились к нулю.