Дилайла поднялась, слегка опьяненная своим долгожданным освобождением, и отодвинула занавеску.
– Я, пожалуй, пойду.
– Вы ничего не забыли? – Сестра Хэмиш протянула ей перекушенное кольцо.
– Ах да. – Дилайла выдавила из себя улыбку. – Колечко.
Она поспешно сунула его в карман куртки и рванулась к выходу.
– Не забудьте выписаться в приемном покое.
Дилайла скорчила рожу. Кошмар кончился.
Дилайла пробилась в начало очереди.
– Мне нужно выписаться, – буркнула она сидевшей за стойкой неулыбчивой женщине в вишневом свитере. Очевидно, улыбки расточали только люди в униформе, а не в отвратных мохеровых свитерах.
– Извините, но я, по-моему, стоял перед вами, – раздался за спиной мужской голос с обертонами Пирса Броснана. Дилайла возмущенно поджала губы. Ей не хватало только какого-нибудь язвительного остроумца. Она обернулась, готовая нанести сокрушительный удар.
– Прошу меня извинить, но мы как раз снимаем документальную драму, и мне нужно поставить дополнительное освещение.
Ее решимость как рукой сняло. Перед ней стоял Подарок Судьбы. Каштановые волосы, глаза голубые, как у младенца, да еще при росте метр девяносто, облегающей черной футболке и выгоревших джинсах «Левис». Подарок Судьбы улыбнулся и протянул руку:
– Чарли Мендес, помощник режиссера Эл-Эл-Би – Ливинг Лондон Продакшнс.
Дилайла попыталась улыбнуться, про себя же ругалась по-черному. Ну почему всегда, когда ей встречается сексуальный парень, она непременно оказывается бледной и ненакрашенной – поросячьи глазки, морда в пятнах и вечно блестящий нос? Эти штучные парни никогда не попадаются ей, если она потратила три часа на макияж, маникюр и укладку. Наоборот, это обычно случалось, когда удлиняющая ресницы тушь растеклась по щекам отвратительными ручейками, превратив Дилайлу в точную копию демонического рок-идола Элиса Купера.
Она глубоко вздохнула и пожала протянутую ей руку:
– Привет. Меня зовут Дилайла.
– Библейское имя? – спросил Чарли, многозначительно глядя в ее покрасневшие глаза.
– Да нет, это известная песня Тома Джонса так называлась. Мама была его фанаткой. – Дилайла сунула руки в карманы, чувствуя, как лицо заливает румянец смущения.
Чарли усмехнулся:
– А моя мамочка обожала Энгельберта Хампердинка, но, к счастью, верх одержал папин роялизм, и я стал Чарльзом.
Дилайла рассмеялась. Этот Чарли ужасно милый. Милый и сексуальный – необычное сочетание для мужчины.
– Ты живешь неподалеку? – спросил Чарли с интересом.
– Ну… да, в нескольких милях отсюда. Со мной произошел несчастный случай, вот и пришлось приехать сюда – показаться врачу.
Дилайла запнулась, вдруг осознав, что сейчас ночь, и она стоит в приемной отделения травматологии и упоенно рассказывает о себе совершенно незнакомому человеку. Но она ничего не могла с собой поделать. В Чарли было что-то завораживающее. Что-то, что приковало ее к зеленому кафельному полу отделения травматологии и экстренной помощи.
– Правда? – Чарли наморщил загорелый лоб и участливо спросил: – А что стряслось?
– Да так, пустяки. Растянула запястье. – Дилайла удивилась самой себе. С чего это она врет? Не рассказала про обручальное кольцо? Она перехватила его взгляд и невольно задержала дыхание. Ясно, почему она наврала. Этот парень великолепен, и Дилайла уже мысленно видела его без этих чертовых джинсов. Ее щеки вспыхнули. Такое впечатление, что ее либидо беспробудно спало бог знает сколько лет, а теперь пришел Прекрасный Принц Чарли и пробудил его. Дилайла не хотела, чтобы он узнал про кольцо и про Ленни. Пусть он думает, что она свободна. Свободна и вполне доступна.
– А теперь-то все в порядке?
– Спасибо, все хорошо… – Дилайла сглотнула, стараясь успокоиться. Чарли уставился на нее. Именно уставился, и, не выгляди Дилайла столь чудовищно и не будь он так прекрасен, она могла бы поклясться – он ее хочет. Господи, что за мысли! Она так долго жила с Ленни, что разучилась понимать сигналы. Чарли не хочет ее. Он не может ее хотеть. Или может?
Он по-прежнему не сводил с нее глаз. Словно под гипнозом, Дилайла тоже не отводила глаз от его лица. Она пыталась проникнуть в самую глубину его бездонных голубых глаз, чтобы узнать о нем как можно больше. Конечно же, он живет в шикарной квартире в шикарной части Лондона и ведет шикарную жизнь, полную блестящих клубов и блестящих друзей. Такой не станет есть яйца всмятку и смотреть за завтраком телик или же коротать вечера в барах с дружками. Такой не сядет за руль «Воксхолла» и не наденет шорты для регби. И уж конечно, с ним не соскучишься.
– А ты здесь снимаешь? – Она выдавливала из себя слова, стараясь говорить спокойно, как будто встретить помощника режиссера с телевидения для нее дело привычное. На самом же деле это такая же редкость, как выиграть конкурс в газете или увидеть, что твои чемоданы первыми едут по аэропортовскому транспортеру. Такое бывает только раз в жизни.
– Да, мы делаем документальный фильм о врачах травматологических отделений. Сегодня снимаем в Брэдфорде, потом поедем в Бирмингем.
И тут Дилайлу осенило. Так вот почему весь персонал больницы сегодня так преувеличенно любезен. Документальный фильм. Теперь все понятно. Телевидение способно делать чудеса! Перед камерой все такие душки! Наводишь камеру на кого надо – и вперед! Чудеса, да и только! Любой хам и грубиян превращается в ухмыляющегося идиота.
– Ну что ж, мне пора. Там привезли парня со сломанной лодыжкой. Нужно установить камеры.
У Дилайлы упало сердце. Он уходит! Самый классный парень из всех, кто когда-либо заезжал севернее Уотфорда, вот-вот исчезнет навсегда.
Она старалась держаться спокойно.
– Да, мне тоже пора ехать.
– Встречаешься с друзьями?
– Да. Мы собирались в новый клуб в Лидсе, – соврала Дилайла. Получилось не очень-то убедительно.
– Так ты член клуба? – Он улыбнулся ей так, словно они были членами одного и того же элитарного клуба. Клуба, где их только двое – Чарли и Дилайла.
– Ну, вроде того… – Член клуба? За последние полтора года Дилайла ходила в клуб только один раз, да и то в гольф-клуб – послушать дядюшку Стэна и его оркестр. Но она не хотела, чтобы Чарли думал, будто ее жизнь такая заурядная.
– А ты когда-нибудь приезжаешь в лондонские клубы? – Он склонил голову набок и приподнял брови. Дилайле казалось, что все это происходит во сне. Может, она чересчур размечталась, но Чарли явно смотрел на нее с надеждой.
– Вообще-то нет… но я бы с удовольствием.
– Тогда сделаем так. – Чарли полез в задний карман брюк. – Вот моя карточка. Будешь в Лондоне – позвони. Мы встретимся, и я покажу тебе самые лучшие места в городе. – Он подмигнул: – И продолжим знакомство.
Дилайла взяла карточку. Провела большим пальцем по выпуклой надписи. Это не то, что вам изготовят в любом киоске на железнодорожной или автобусной станции «по вашему макету».
– Спасибо, – пролепетала Дилайла. Трудно произнести целую фразу, когда земля уплывает из-под ног. – Я обязательно позвоню.
– Да уж, пожалуйста, – Чарли одарил ее своей восхитительно двусмысленной улыбкой и заговорил с дежурной за стойкой. Та подумала, что прямо сейчас попадет в телевизор, и улыбалась, как Чеширский Кот.
Дилайла направилась к выходу.
– Увидимся!
«Это обязательно», – решила Дилайла. Пока они болтали, Дилайла мысленно уже упаковывала чемоданы и переезжала в его мастерскую в Сохо. Вот она совершает набег на секцию женского белья в «Келвин Кляйн», вот натирает на терке пармезан, а вот сажает маргаритки в миниатюрные вазоны. Короче говоря, живет той жизнью, о которой мечтала, когда ехала в автобусе на работу и читала дорогие иллюстрированные журналы. Но главное – сам Чарли. Он восхитителен. Работает на телевидении и по вечерам ходит в престижные клубы, а не сидит перед теликом, пожирая цыпленка под соусом карри, и не торчит в баре, попивая пиво и заедая его чипсами с беконом. Чарли великолепен, с ним весело, а на лбу у него большими буквами написано: «НУ ОЧЕНЬ СЕКСУАЛЬНЫЙ». Дилайле никогда и в голову не приходило заниматься сексом с первым встречным, но Чарли – другое дело. Она могла биться об заклад, что в постели он будет неотразим, и она была не прочь в этом убедиться. Секс с Ленни давно утратил свою привлекательность. Он превратился в обязаловку, как мытье посуды и размораживание холодильника.