Газета не всегда может пользоваться живой образной речью. Термины канцелярий, ведомостей переходят в газету, воспроизводятся ею, становятся ее языком.
Интересно, например, как постепенно газета подчинилась неправильному употреблению множественного числа в тех случаях, когда это противно русскому языку.
Пишут: «Подсудимым предоставлены последние слова». Но какой суд допустит, чтобы перед его лицом подсудимые выражались «последними словами»? Им дано право последнего слова, и только.
Пишут: «В приказе объявлены благодарности». Но «благодарности» и «благодарность» - разные вещи. Мы говорим, что угодливый подчиненный «рассыпался в благодарностях» перед начальником. И мы говорим, что десяти сотрудникам начальник «объявил в приказе благодарность».
Возможно газета, следуя иногда ведомственному языку, выразится так: «Завод обладает малыми производственными площадями». Но подобной надобности нет у писателя...
Бытование языковых ошибок в печати покоится на обоюдном отпущении грехов: писатель смотрит сквозь пальцы на ошибки газеты, она - на ошибки писателя.
Наша требовательность к слову должна быть очень большой, и нельзя прощать себе ошибок, кивая на слабости газетного языка.
К.Федин. Язык и литература. II
II
О языковом новаторстве
Новшеств сторониться, конечно, не следует, но хорошо бы почаще срамить грамотеев, выдающих косноязычие за новаторство,
Процесс роста заключается в обогащении старого языка словесными новообразованиями и в вытеснении старых форм новыми... Выступить против искажения старого языка - значит выступить в защиту существующего растущего живого языка.
Фельетон о языке и критике. Журн. «Звезда» № 9, 1929, стр. 148.
В работе своей я не преследую целей «словотворчества» в том смысле, какой придан этому выражению футуризмом. Борьба за новое слово для меня заключается в постоянном обновлении фразы путем бесчисленных сочетаний тех самых «обыкновенных», «некрасивых» слов, которые усвоены нашей живой речью и литературой.
Надо уметь выражать мысль точно и ясно. Неумение сделать это иной раз прикрывается умышленно осложненной, запутанной речью. Сторонники ясности мысли и языка стоят за новаторство в области понятного и отвергают новаторство в области путаницы <...>
Сама по себе борьба за чистоту речи не означает борьбы против словесных новообразований, против новых слов. В наше время слова, образованные по принципу терминов, составленные из частичек нескольких слов, - возьмите хотя бы «комсомол», - стали органической частью живой и литературной речи, привились, видоизменяются по всем традиционным формам и не требуют особого юридического признания блюстителей языковой чистоты.
Гоголь в свое время ввел не мало в литературу неологизмов, и новаторская роль его в языковом отношении была не меньше, чем в совершенном обновлении тематики.
К.Федин. Язык и литература. III
III
О диалектизмах
В нашей критике последнее время все чаще отмечается засоренность художественных произведений областными словами и оборотами. Требования от писателя чистоты русского языка справедливы. Здесь только надо избегать педантизма.
Я вспоминаю один из самых первых разговоров Алексея Максимовича Горького тридцать лет тому назад. Перед ним лежали только что прочитанные рассказы молодых писателей, и, перебирая рукописи, он раскрыл одну, спросил:
- Зачем писать непонятным языком? Что такое «скляный»? Или - «ширкунок»? То ли это инструмент, то ли птица. Не язык, а звукоподражание. Перевести это, к примеру, на иностранный язык невозможно. Никакому переводчику не под силу.
Хорошо известна записка Ленина «Об очистке русского языка», где он восстает против употребления иностранных слов без надобности. Но ведь иные областные речения для слуха русского читателя звучат не менее странно, чем чужеземные слова, и столь же непонятны.
Горький в статьях о языке ясно высказал свое отношение к непонятным областным словам, и его взгляды разделяет вся советская литература.
Критикуя излишества в употреблении местных слов, нельзя, конечно, вдаваться в крайность, требовать от художника какого-то стерильного литературного языка.
В сущности, слово первоначально обязано своим образованием всегда определенной какой-нибудь местности, определенному краю исторически слагавшейся родины нашей речи. И в период уже богато развитого литературного языка, скажем в XIX веке, после Пушкина, общерусский словарь обильно пополнялся областным. Удачно произведенное где-нибудь в глубине России меткое слово распространялось, завоевывало всеобщее признание, становилось общеупотребительным, теряло свою местную примету<...>