– Похорон? – переспросила я.
– Все тела должны быть возвращены земле, чтобы они могли снова примкнуть к круговороту жизни. Иначе мы оскорбим Первородных, – объяснил он, наблюдая, как скелеты продолжают копать.
Внезапно он повернулся ко мне, подошел сзади, оставив между нами небольшое расстояние. У меня дернулись и руки, и ноги, когда я попыталась отойти, чтобы увеличить дистанцию. Но я ни за что не покажу ему, как сильно меня беспокоит его близость, ни за что не доставлю ему такого удовольствия. Он извратит это чувство, превратит его в другое – которое за гранью, едва различимой между любовью и ненавистью.
Тем утром я любила его больше всего на свете. А сейчас я с такой же силой его ненавижу.
– Мы сжигаем наших мертвецов, – прямо сказала я, глядя на мертвое тело на земле.
Кэлум вздрогнул, схватил меня за плечи и развернул так, чтобы взглянуть на меня сверху вниз.
– Нет. Больше никогда ты не будешь так делать, – сказал он, ухватив меня за подбородок большим и указательным пальцами. – Я обязан провести надлежащие погребальные обряды для всех погибших фейри и всех погибших людей с метками фейри. Все остальное будет считаться варварством с моей стороны.
– Значит, это автоматически неправильно, поскольку это не то, во что ты веришь? – спросила я, скрестив руки на груди и поджав губы.
– Нет, не так. Это неправильно, потому что все существа заслуживают похорон и должны знать, что они станут частью этого мира после того, как уйдут. А взять их тела – то, чем они когда-то были, и сжечь – это преступление против них, – сказал он.
– Потому что ты в это веришь.
– Потому что я внук самих Первородных. Потому что я понимаю мертвых и смерть лучше, чем кто-либо другой в этих двух мирах. Потому что веками я отвожу души в Пустоту, где они ждут суда Отца и Матери.
– Какое тебе дело до того, что с нами будет после того, как мы уйдем? Ты его даже не знал. И, скорее всего, никогда не узнаешь, – сказала я и поняла, что из моего голоса исчезла горячность.
Мне захотелось понять, разобраться, почему этого мужчину, который, казалось, так мало ценил жизнь, так сильно заботит, что происходит после того, как наши души покинут тела. И при этом он был готов осквернить эти тела, достать их из земли для своих целей, лишив так называемых погребальных обрядов.
Скелеты закончили копать неглубокую могилу для меченого мужчины, и Кэлум присел рядом с телом, приподнял и осторожно опустил его в яму. Потом залез в карман штанов и вытащил две блестящие серебряные монеты. Положив их на веки погибшему, он снова посмотрел на меня, пока я внимательно наблюдала за его действиями.
– Мне не все равно, потому что я бы хотел, чтобы кто-то сделал то же самое для тебя, если этот миг когда-нибудь настанет. Меня это беспокоит, потому что ведьмы прокляли нас, чтобы сохранить баланс природы после того, как фейри стали слишком могущественными. Цикл жизни является частью этого баланса, и неуважение к нему равнозначно угрозе самой природе.
– А монеты зачем? – спросила я, закрыв глаза, когда скелеты начали засыпать яму землей.
– Паромщик бесплатно не работает. Без монет души не смогут пересечь реку Стикс и войти в Пустоту и проведут в безмирье десятилетия. За свою многовековую жизнь я платил ему бесчисленное количество раз, но сейчас я не в Тар-Месе и не могу заплатить. Все, кто тем временем умирает, уязвимы, – пояснил он, уходя от ямы и направляясь к центру улицы, где ждали другие меченые.
Он раскинул руки в стороны, и по его ладоням и предплечьям поползли щупальца чернильно-черной тьмы, падая на землю вокруг нас. Трупы Стражей Тумана снова поднялись и двинулись к пространству с голой землей за пределами центра города. Там они опустились на землю, погрузили в нее руки и стали копать точно так же, как другие скелеты выкопали яму для человека.
– Есть в этом что-то успокаивающее, когда наблюдаешь, как твои враги роют себе могилы, – произнес он, повернувшись ко мне.
Его глаза сияли голубым светом, а сила, исходящая от тела, делала воздух вязким, так что было трудно дышать. Из легких у меня вырвался выдох, грудь сжалась, когда этот властный взгляд остановился на мне.
Даже сейчас, когда я узнала, кто он на самом деле, и увидела его во всем могуществе, я все равно замечала в нем признаки человека, в которого влюбилась. В боге все еще мелькали человеческие искры, и я спрашивала себя, не станет ли мне когда-нибудь больно смотреть на него.
– Не смотри на меня так, – сказал он, сдвинув брови, поскольку, казалось, понимал охватившие меня эмоции.
Но внутри меня существовало что-то еще, требуя выхода: злоба раздирала меня изнутри, когда это что-то рвалось на свободу. Мое сердце содрогалось в груди, когда фантомные когти впивались в мою бьющуюся плоть, как будто существо, которому они принадлежали, могло поглотить меня, чтобы обрести свободу. Глядя на врагов Калдриса, копающих себе могилы, мне захотелось сделать то же самое для себя. Его душа питала и питалась лишь из самых темных уголков моей, заставляя меня жаждать такого очищающего возмездия, которого я не должна была желать для себя.