– Полагаю, вы хотите начать с… – священнослужитель запнулся, подергивая тонким носом.
– Это запах крипты, – объяснил Себастьян, окидывая взглядом холл: блестящие мраморные полы, высокие панели, ряды написанных маслом картин в тяжелых золоченых рамах, тоже занавешенные черной тканью – ярдами и ярдами траурного крепа. – Мне говорили, что он чрезвычайно въедливый.
– Да уж… – Саймон Эшли прокашлялся и махнул рукой в сторону ступеней. – Кабинет епископа наверху. Если соблаговолите проследовать за мной…
Девлин пошел за облаченным в черное одеяние капелланом по парадной лестнице. Шаги гулко отдавались в безмолвии просторного дома.
– Епископ вчера находился здесь?
– Да, большую часть дня, – ответил клирик, останавливаясь на втором этаже и распахивая дверь, ведшую в левое крыло. – У его преосвященства был назначен ряд встреч. Переезд в Ламбетский дворец[11] намечался не ранее, чем через две недели.
В комнатах наверху, как и внизу, царил сумрак из-за плотно задернутых портьер. Но зрение виконта хорошо приспосабливалось к темноте. Остановившись на пороге, Себастьян осмотрел облицованную деревянными панелями приемную, с обитыми бархатом, раззолоченными стульями и букетами незажженных восковых свечей в поблескивающих медных канделябрах. За приемной находилась вторая комната, поменьше, в которой стоял широкий письменный стол. Девлин сделал пару шагов к столу, но тут капеллан снова прокашлялся.
– Вы, разумеется, понимаете, что духовные дела часто являются, так сказать, деликатной материей?
– То есть? – оглянулся виконт.
– Я хочу сказать, его высокопреосвященство поручил просмотреть бумаги епископа Прескотта мне. Уверяю, если обнаружится что-либо, могущее иметь отношение к смерти епископа, я немедля поставлю вас в известность.
– Другими словами, архиепископ предпочел, чтобы я не рылся в ящиках покойного? Вы это хотите сказать?
Доктор Саймон Эшли нервно хихикнул, но не возразил.
Виконт прошелся по кабинету, сложив руки за спиной. Капеллан ходил за ним следом на расстоянии шести-семи футов, исподтишка прикрывая нос платком. Но осматривать особо было нечего. Прескотт как должностное лицо явно питал пристрастие к аккуратности: поверхность письменного стола была чистой и отполированной до блеска, каждый ящик тщательно закрыт. Если у епископа Лондонского и имелись скелеты в шкафу, он держал их надежно упрятанными из виду.
– А как насчет личных покоев его преосвященства? – поинтересовался Девлин.
– Они выше. Прошу за мной.
В личных апартаментах Прескотта на третьем этаже царила менее сдержанная и более непринужденная атмосфера, ведь здесь он проводил часы отдыха. Рядом с табакеркой на круглом инкрустированном столике посредине комнаты были брошены пара перчаток и кнут для верховой езды, словно их владелец только что вышел и должен вот-вот вернуться. На подлокотнике мягкого кресла, стоявшего у камина, лежала раскрытая книга. Себастьян бросил взгляд на название. Эсхил, «Плакальщицы»[12].
Виконт неторопливо обошел комнату. Там, где не было окон, стены от пола до потолка занимали книжные полки. Девлин удивился, пробежав глазами по корешкам и обнаружив труды Цицерона и Аристотеля, Платона и Сенеки рядом с более ожидаемыми сочинениями Фомы Аквинского и Святого Августина.
– Любопытное собрание, – заметил он вслух.
– Его преосвященство начинал свою карьеру преподавателем античной литературы в Колледже Христа, в Кембридже[13].
– У него не было семьи?
– Только племянник. Супруга епископа скончалась лет восемь-девять тому. Детей они не имели.
– Епископ с племянником были близки?
– Очень. Сэр Питер ему как сын.
Виконт резко обернулся к капеллану:
– Племянник епископа – сэр Питер Прескотт?
– Совершенно верно. Вы знакомы?
– Учились вместе в Итоне, – Себастьян помнил Питера Прескотта полным жизненных сил, добродушным краснощеким парнем, который улыбками прикрывал присущее ему ослиное упрямство. Вслух виконт поинтересовался: – А в котором точно часу преподобный Эрншоу явился в Лондон с известием о находке в склепе?
– Святой отец прибыл вскоре после пяти. Но поскольку они с епископом беседовали наедине, запершись, подробности их разговора нам не известны, – тонкий нос капеллана негодующе вздрогнул при воспоминании о такой скрытности, явно воспринятой за личное оскорбление. – Даже когда его преосвященство распорядился, чтобы попозже заложили карету, он хранил цель поездки в беспримерной секретности.
11
Ламбетский дворец – лондонская резиденция архиепископа Кентерберийского, расположенная на южном берегу Темзы, в районе Ламбет. Участок на другом берегу от Вестминстера принадлежал архиепископам уже в XXIII веке. От построек тех времен сохранилась только часовня в готическом стиле. Так называемая «Башня лоллардов», во время Английской революции служившая тюрьмой для инакомыслящих, была возведена в 1440 г. Кирпичный въезд на территорию дворца – постройка эпохи Тюдоров. Сам дворец был выстроен заново после революции в архаическом духе с элементами готики и обновлен в период торжества неоготики архитектором Эдвардом Блором.
12
Эсхил (525 г. до н.э. – 456 г. до н.э.) – первый великий греческий трагик, получивший мировое признание. Именно он придал греческой трагедии великолепие и монументально-патетический стиль и по праву заслужил имя «отца трагедии» ещё в античные времена. «Плакальщицы» (другое название в переводе - «Хоэфоры») – вторая часть его трилогии «Орестея», состоящей из трагедий «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды».
13
Колледж Христа (англ.