– Вы знали, что Прескотт собирался вчера вечером, после вашей встречи, ехать в Танфилд-Хилл? – спросил виконт.
– Он и словом не обмолвился, – качнула головой собеседница. Они уже почти вернулись к дверям часовни, где терпеливо топтались доктор Маккейн и служанка мисс Джарвис. Геро замедлила шаг, поворачиваясь лицом к спутнику. – А теперь извините меня, милорд, я действительно больше ничего не могу вам сообщить.
– Не можете? Или не хотите?
Тонкая бровь выгнулась с выражением, неприятно напомнившим злокозненного лорда Джарвиса.
– А есть разница? – и Геро проскользнула мимо: подбородок высоко поднят, спина несгибаемо ровная, зонтик наклонен под выверенным углом.
ГЛАВА 10
Себастьян не сомневался, что мисс Джарвис вполне способна бросить фатоватого приятеля принца-регента, фигурально выражаясь, на растерзание львам, лишь бы отвлечь внимание от собственных секретов. Но на случай, вдруг лорд Квиллиан действительно замешан в преждевременной кончине епископа Лондонского, виконт потратил большую часть дня, выслеживая этого не первой молодости записного денди по торговым заведениям Бонд-стрит, Джермин-стрит и Сэвилл-роу.
В конце концов, Девлину удалось разыскать неуловимого лорда на Корк-стрит, в неприметной мастерской Швайцера и Дэйвисона[19]. Квиллиан, худощавый мужчина среднего роста, с впалыми щеками, орлиным профилем и тяжелыми веками, прикрывавшими зеленые глаза, принадлежал к тому же поколению, что и принц. Будучи в семье вторым сыном, он вступил в права наследования в возрасте примерно тридцати лет, после смерти своего старшего брата. Как многие хлыщи из свиты его высочества, барон злоупотреблял азартными играми, горячительными напитками и легкомысленными женщинами. Но главной страстью лорда Квиллиана была мода, и львиная доля времени – а также состояния – тратилась на наряды для его светлейшей особы.
Когда Себастьян настиг барона, тот был одет в светло-бежевые панталоны из тончайшей замши и безупречного покроя в обтяжку сюртук с серебряными пуговицами. Зажав под мышкой прогулочную трость из черного дерева, модник вдумчиво обсуждал с портным сравнительные достоинства тонкого сукна и батской шерстяной ткани[20].
– Я слышал, Красавчик[21] не признает ничего, кроме батской шерсти, – встрял Девлин.
– Верно, – согласился Квиллиан. – Но нельзя не учитывать, что Бруммель начинал свою карьеру гусаром, а военные всегда остаются военными.
Оглядевшись, барон прищурился на неплохо пошитую, но небрежную экипировку самого Себастьяна:
– Осмелюсь заметить, вы и сами заказываете свои сюртуки у Мейера на Кондуит-стрит, и всегда из батской шерсти.
– Да, как правило.
– Ну вот, видите? – кивнул денди портному. – Давайте остановимся на тонком сукне.
Отвесив подобострастный поклон, мастер удалился.
– Пройдитесь немного со мной, – предложил Девлин, пристраиваясь рядом со щеголем на выходе.
Стареющий повеса бросил сомневающийся взгляд на солнце, ярко сиявшее в чистом небе.
– Так и быть, прогуляюсь с вами до конца улицы, но затем, боюсь, мне придется взять портшез. Видите ли, я ужасно восприимчив к солнечным лучам. Если не остерегаться, моментально становлюсь черным, как дикарь.
– Ладно, – покосился Себастьян на молочно-белую кожу франта. Он дождался, пока лорд Квиллиан ознакомится с образчиками пуговиц, выставленными в ближайшей витрине, а затем поинтересовался: – Полагаю, вы уже слышали о смерти епископа Лондонского?
– А кто, скажите на милость, не слышал? – изящно повел плечом барон, продолжая путь. – Сообщение в «Морнинг пост» чуть не вызвало у меня судороги. Хотя я никогда не испытывал к этому человеку ничего, кроме глубочайшего презрения, но все же… Насилие любого сорта – это так грубо.
– Тем не менее, по слухам, вы и сами дрались на двух дуэлях в молодые годы?
Квиллиан натянуто улыбнулся. Его ленивый взгляд вдруг утратил сонную поволоку.
– Не намерены же вы поставить в один ряд происшествие с Прескоттом и поединок, проводимый по всем правилам кодекса чести? Осмелюсь заявить, что получить ломом по голове – это несколько… вульгарно, не так ли?
– Уж не говоря о том, что смертельно.
– Пожалуй, – фыркнул барон. – Хотя, по правде сказать, Прескотт сам виноват. Он должен был подумать о последствиях прежде.
– Прежде чем что?
– Разумеется, прежде чем настраивать против себя половину города.
– Я слышал, вы и сами повздорили с епископом на публике. Кажется, в прошлую субботу? В Гайд-парке? – добавил Себастьян, видя, что собеседник непонимающе уставился на него.
19
Самыми известными портными эпохи Регенства являлись Швайцер и Дэйвисон на Корк-стрит, Уэстон на Олд-Бонд-стрит, 34, Мейер на Кондуит-стрит и Гатри.
20
Бат – главный город английского графства Сомерсет, всемирно известный как бальнеологический курорт. Но местная экономика с незапамятных времен зиждилась на производстве и торговле шерстью и тканями. Благодаря «Красавчику» Бруммелю, который ввел в моду пошив одежды из шерстяных тканей на заказ, батская ткань стала чрезвычайно популярной среди аристократов.
21
«Красавчик» Бруммель, Джордж Брайан Бруммель [/b](1778 -1840) – сын личного секретаря лорда Норта, премьер-министра Великобритании с 1770 г. по 1782 г. Учась в Оксфорде, юноша познакомился и подружился с принцем Уэльским, будущим принцем-регентом и королем Георгом IV. Молодой человек отправился вслед за принцем в Лондон, где стал ослепительным алмазом в свите его высочества. Природное умение одеваться и чувство красоты сделало его законодателем мод и дало прозвище «Красавчик». Когда из-за неоплаченных счетов на наряды Бруммелю грозила долговая тюрьма, он удрал на континент. Здесь несколько лет влачил нищенское существование; бывший диктатор моды попал в богадельню и, забытый всеми, там и скончался.