В натруженных узловатых пальцах треснул очередной стручок, в миску посыпались твердые зеленые горошины.
– Для меня один день мало чем отличается от другого.
– Это было в тот вечер, когда погиб епископ?
– Возможно, – старушка очистила еще ряд горошин. – Хороший он мальчик, сэр Питер. Не изображает из себя слишком занятого, не чванится и всегда находит время проведать старую нянюшку.
– Но мне почему-то кажется, что появление баронета во вторник не было визитом вежливости?
Миссис Данлоп промолчала, и виконт продолжил:
– Питер приезжал выяснить, правда ли то, что сообщил ему Джек Слейд? Действительно ли его отцом является Френсис Прескотт?
Руки бывшей няньки замерли.
– Нет, ему это было уже известно.
– Епископ признался?
– Да.
– Тогда зачем ехать к вам?
– Чтобы спросить, не Френсис ли Прескотт убил сэра Нигеля.
Девлин устремил взгляд через лужайку туда, где свисающие ветви плакучих ив почти касались воды неторопливо журчавшего мельничного ручья.
– И что вы ему ответили?
– Что Френсис Прескотт никогда не смог бы поднять руку на человека. Даже на такого мерзавца, как его старший брат.
– И это правда? – поднялся с корточек Себастьян.
Склонив набок голову, старушка пытливо посмотрела ему в лицо:
– А для вас она столь важна, лорд Девлин? Истина и справедливость… Вы сделали их целью вашей жизни, больше того – превратили в свой идеал, свое божество. Только есть правда, которой лучше не знать. И подчас люди в искреннем заблуждении называют справедливостью то, что вовсе не является ею, а только еще большей ошибкой, которую уже не исправить.
С проворством и легкостью, не соответствовавшими ее преклонным годам, Бесси Данлоп встала со стула, прижимая миску к бедру. Повернувшись, бывшая нянька вошла в домик и захлопнула за собой дверь.
Девлин постоял какое-то мгновение, прислушиваясь, как вздыхает в ивах теплый ветерок, глядя, как плещется утка в тихой воде ручья, позолоченной светом клонящегося к закату солнца. Но лань уже убежала, покой этого мирного места был нарушен. И Себастьян понимал, что это случилось по его вине.
* * * * *
Вместо того чтобы вернуться в «Собаку и утку», виконт прошелся вверх по главной улице деревни. Срезав путь через россыпь незабудок и замшелых надгробий на колыхавшейся под ветром траве погоста, он оказался возле северной стены древнего нормандского нефа. Кто-то – должно быть, сквайр Пайл – заколотил вход в подземелье парой оставшихся от разобранной покойницкой досок. Но Себастьян все равно чувствовал зловоние, поднимавшееся из крипты, словно холодный выдох самой смерти.
Он отступил на шаг, переводя взгляд на ряд ив, отмечавших русло ручья. Отсюда было видно двоих босоногих мальчишек в соломенных шляпах, которые ловили рыбу с каменного арочного моста. На леске удочек играли косые лучи закатного солнца, легкий ветер доносил веселый детский смех. Если сэр Питер навещал свою старую няньку вечером в прошлый вторник, то должен был, возвращаясь в Лондон, проезжать мимо церкви.
В голове виконта все еще звучали слова, сказанные старушкой. Возможно, Бесси Данлоп права. Возможно, некоторые истины действительно лучше не раскрывать. Тридцать лет назад жестокий и злобный человек встретил в этом склепе таинственную смерть. Вероятно, было бы лучше, если бы события той роковой ночи никогда не стали известны. Но невинное желание преподобного Эрншоу снести старую пристройку пролило свет на мрачное прошлое. А теперь и сам священник, и еще четыре человека мертвы.
Девлин смотрел, как стройная светловолосая женщина в наряде для верховой езды и шляпке, похожей на гусарский кивер, направляет свою породистую лошадь вверх по улице. Возле ворот церковного двора всадница остановилась. Шлейф черной амазонки скользнул по крупу, гнедая кобыла вскинула голову, позванивая уздечкой, когда дама изящно спрыгнула с седла. Какой-то миг она помедлила, обводя взглядом двор храма. Себастьян двинулся ей навстречу по высокой траве.
– Леди Прескотт, – поприветствовал виконт, беря поводья.
– Лорд Девлин.
Повернувшись, они пошли рядом, лошадь спокойно следовала сзади.
– Миссис Данлоп уверяла, что я найду вас здесь, – обронила вдова.
Когда виконт промолчал, леди Прескотт, повернувшись, посмотрела на него. Мягкий голубой взгляд блеснул веселой искоркой.
– Не знаю, действительно ли Бесси видит то, что скрыто от остальных, или просто на диво наблюдательна. Но от ее соседства порой становится немного не по себе.
– Зачем вы здесь, леди Прескотт?
Та, запрокинув голову, глянула на потемневшую от времени каменную колокольню. Солнечные лучи упали на лицо, осветив гладкую кожу и небольшой шрам на левом веке, которого Девлин раньше не замечал.
– Жить с тайной три десятка лет – слишком долгий срок.
Себастьян ждал, и леди Розамонда спустя мгновение продолжила:
– Сэр Нигель привез из Америки бумаги – пачку писем некоего изменника, назвавшегося «Алкивиадом».
– Да, я знаю.
– А известно ли вам, кто являлся автором посланий?
Девлин отрицательно покачал головой.
Поджав губы, собеседница длинно выдохнула:
– Мой отец, маркиз Рипон. Утверждал, что сделал это, выказывая приверженность республиканским взглядам. Знаете, он и в самом деле изучал идеи французского просвещения и постоянно читал труды Вольтера и Руссо.
– Однако вы не поверили отцу?
Леди Прескотт издала смешок, в котором не было ни капли веселья.
– Единственное, чему он был действительно предан, так это карточному столу.
– Я слышал, у лорда Рипона скопились большие долги.
– Такие долги имелись у многих: у Сэндвича, Дэшвуда, Фокса. Но ведь не все проигравшиеся скатились до предательства собственной страны.
– Вы знали о деятельности маркиза?
– Нет, пока не увидела письма.
– Сэр Нигель показывал их вам?
– Да. Он сразу же узнал отцовский почерк, – собеседница посмотрела вниз с холма на каменный мост, где юный рыболов как раз забрасывал удочку. – В одном послании раскрывались секретные сведения о планах британских войск под Йорктауном.
Помолчав, леди Розамонда добавила:
– В том бою погиб очень дорогой мне человек.
– Почему же ваш супруг не предъявил эти бумаги королю? – с недоумением спросил Себастьян.
– И не раскрыл, что изменником является его тесть? – собеседница натянуто улыбнулась. – Как по-вашему, что стало бы тогда с честолюбивыми планами сэра Нигеля занять пост министра иностранных дел?
Поднеся руку к лицу, она бессознательно коснулась кончиками пальцев шрама над глазом.
– Муж обладал вспыльчивым нравом. Он был неимоверно зол на моего отца, а заодно и на меня. Сознавал, что не может обвинить предателя, не ставя под удар собственные интересы. Но полагал, что страха разоблачения окажется достаточно, чтобы заставить маркиза покинуть Лондон.
– Этого не произошло?
– Отец понимал, что амбиции баронета делают его уязвимым, и когда сэр Нигель начал сыпать угрозами, попросту рассмеялся ему в лицо. Сказал, что удалится в свое поместье, только если получит десять тысяч фунтов.
– Хитрый старый лис.
– О, да. Однако маркиз просчитался. Он недооценил силу ярости своего зятя.
Возле конского уха прожужжала муха. Кобыла мотнула головой, встряхивая гривой, и хозяйка успокаивающе потрепала животное по холке.
– Когда произошел этот разговор?
– В день смерти сэра Нигеля. Двадцать пятого июля. В тот вечер муж вернулся домой из Лондона в бешенстве. Поклялся, что раскроет предательство маркиза и разведется со мной. Я умоляла не делать этого, но баронет велел оседлать лошадь и умчался прочь.
То, что запуганная, оскорбляемая женщина пришла в ужас от угрозы супруга развестись с ней, многое говорило о брачном законодательстве Британии и царящих в обществе нравах. Себастьян всмотрелся в полуповернутое лицо собеседницы. Большинство англичанок предпочли бы сносить немыслимые издевательства от своих мужей, лишь бы не столкнуться с остракизмом и нищетой, которые являлись уделом разведенных женщин.