Отложив карандаш, Каитаро устало прикрыл глаза и потер переносицу большим и указательным пальцем. Ноющая боль в висках нарастала, и он тряхнул головой, пытаясь отогнать ее. Каитаро еще раз просмотрел материалы дела: основное имущество, указанное в бумагах, принадлежало жене Осаму Сато и ее семье. Кроме того, у супругов был ребенок, дочь семи лет. Каитаро не раз приходилось изучать подобного рода анкеты. Клиенты шли на всевозможные ухищрения, лишь бы получить преимущества при разводе, некоторые выискивали лазейки в законе, чтобы получить единоличную опеку над ребенком. Таким образом, ребенок нередко становился предметом торга и средством давления одной стороны на другую. Конечно, бывали ситуации, когда развод становился наилучшим решением проблемы для всех, включая ребенка. Но случаи, с которыми приходилось иметь дело Каитаро, чаще всего касались вопросов имущества. Он больше не удивлялся тому, на что готовы пойти люди, чтобы получить желаемое, но, в конце концов, это не его дело — одобрять или осуждать поступки клиентов, его задача — помочь в решении поставленных вопросов.
Взгляд Каитаро упал на пачку визиток в пластиковом футляре, лежавших перед ним на столе. Визитки были неброскими: на белом кусочке картона значилось лишь его имя, номер телефона и факса. При ярком свете офисных ламп вид иероглифов на визитке неожиданно принес ему странное чувство облегчения. Имя, которое родители выбрали с надеждой, что оно принесет счастье их сыну, состояло из иероглифов, означавших «море» и «первенец». На секунду ему показалось, будто он вернулся домой на Хоккайдо, они с дядей идут по берегу, поросшему высокой травой, на шее у него висит фотоаппарат, ремень слегка натирает кожу, он чувствует вес камеры. Вокруг ни души, только ровный шум прибоя и протяжные крики чаек.
В один из тех редких моментов, когда у них с отцом случались неторопливые разговоры, после двух или трех кружек пива, отец рассказал, как они выбирали ему имя. Родители сидели за кухонным столом в их крошечном бунгало и спорили насчет двух имевшихся вариантов. Отец выглядел задумчивым, когда рассказывал эту историю. Он недавно вернулся после вахты на рыболовном траулере и был непривычно мягок и тих. Ему нравилось «сын моря». Он надеялся, что его мальчик последует за ним в море на рыбачьем судне либо устроится на работу в какое-нибудь рыбное хозяйство. Вся его семья так долго жила морем, что иной выбор казался просто немыслимым.
Но для самого Каитаро его имя означало нечто совсем иное — необъятный простор морской глади и блестящий, точно серебро, песок, когда волна, накатив на берег, отползает обратно. А еще — тяжесть фотокамеры. Она принадлежит дяде Каитаро. Сам Каитаро пока только учился снимать живой, находящийся в постоянном движении мир вокруг себя. Его дядя приезжал не слишком часто, но, если ему удавалось получить хороший заказ, который мог прокормить их обоих, брал племянника с собой. Они путешествовали вдвоем по Хоккайдо, в конце дня валясь с ног от усталости на узкие койки в сельских мотелях или деревянные нары в дешевых городских хостелах. Измотанные, но счастливые и свободные. И в конце концов случилось то, что и должно было случиться, — Кай не оправдал ожиданий отца.
Мама предпочитала иную трактовку иероглифов, составляющих имя Каитаро, один из которых означал «посредник». Ей нравились люди, работающие в офисах. Настаивая на такой версии имени, мама надеялась, что ее мальчик поднимется до руководящей должности на местной фабрике по разведению ламинарий, а возможно, и начнет собственное дело. Теперь, сидя в крошечном офисе в районе Сибуя[22].
Каитаро сомневался, что это именно то «дело», которое мама имела в виду. И вряд ли под словом «агент» она понимала ту деятельность, которой занимался ее сын. Словом, маму он тоже умудрился разочаровать. Каитаро ничем не мог помочь самой маме — защитить ее или хотя бы сгладить их разногласия с отцом. Он даже себя не сумел защитить. И все же Каитаро выжил и действительно стал агентом, своего рода посредником, пусть его профессия и не из тех, о которых можно мечтать.
Каитаро потянулся к чашке, но кофе уже остыл, поверхность подернулась тонкой пленкой, и на вкус едва теплый напиток был неприятен. Он снова тряхнул головой, надеясь отогнать нарастающую головную боль. Какой смысл сейчас думать о прошлом? Каитаро никогда не принадлежал к тем подающим надежды юношам, от которых окружающие ждут многого. Да и вернуться назад, чтобы что-то изменить, попросту невозможно.