Еще некоторое время я продолжал ходить по окрестностям с камерой, делал снимки, надеясь продать их. Мама пыталась защищать меня от нападок отца, но с каждым днем он становился все нетерпимее. Иногда, только подходя к дому, я уже с улицы слышал его вопли. Никогда не забуду, как однажды открыл дверь, а отец стоял передо мной — весь в ссадинах, с кровоподтеками, воняющий керосином, на котором работал мотор его рыбачьей лодки. Он хотел, чтобы я был таким же, как он. Он думал, что я похож на него. — Каитаро бросил тревожный взгляд на Рину. Но она молчала, внимательно слушая его рассказ. — Я пытался найти подходящую работу, но все было не то, а потом…
— Дело дошло до критической точки, — закончила Рина.
Каитаро кивнул, по-прежнему глядя в сторону.
— Отцу удалось договориться, что меня возьмут учеником на рыболовный траулер. Это было выгодное предложение, но мне оно не нравилось. Когда я пришел вечером домой, отец поджидал меня. Его приятели в порту сказали, что я отказался от предложенной работы. Было довольно поздно, в доме стояла тишина, я решил, что родители легли спать. Но отец караулил меня на кухне. Я держал камеру в руке и хотел положить на стол, но он вырвал ее у меня. Прибежавшая из спальни мама потянулась, чтобы утихомирить отца, а он развернулся и с размаху ударил ее. Очень сильно. Помню, мама пошатнулась и упала.
Рина с трудом проглотила застрявший в горле ком. Ни разу в жизни ей не доводилось быть свидетелем подобной жестокости. Она чувствовала, как поднявшаяся внутри волна гнева затопляет ее.
— А я ничего не сделал, — глухим голосом произнес Каитаро. — В большинстве случаев до такого не доходило. Когда он впадал в бешенство, мы с мамой старались не попадаться ему на глаза, пока эмоции не утихнут. Но в тот вечер он по-настоящему ударил ее. Знаете, это ведь не так-то просто — вышибить дух из человека, требуется приложить усилия.
— В случившемся нет вашей вины, Кай, — сказала Рина.
— Нет, есть, — он качнул головой. — Я хотел держаться подальше от дома, с каждым днем возвращался все позже, а в результате это только усугубило ситуацию. И в тот вечер я не пришел маме на помощь, но стоял и ждал, когда отец набросится на меня. Я видел, что он закипает. Рядом с ним на подоконнике был горшок для мисо[53] — слишком старый, чтобы готовить в нем пишу, мама использовала его для выращивания рассады. Им-то отец и запустил в меня, горшок просвистел возле уха, ударился об стену и взорвался фонтаном земли и керамических осколков. И тут мама начала приходить в себя, это отвлекло отца. Она приподнялась на полу. Одна щека у нее сильно опухла, а на виске была кровь. Она крикнула, чтобы я уходил. — Каитаро замолчал и несколько мгновений смотрел на Рину, словно хотел подчеркнуть важность момента. — Мама велела мне уйти, так я и сделал. Я отдал им мою камеру — она стала чем-то вроде арендной платы за крышу над головой. Затем продал мотоцикл, сел на паром и пересек Цугару[54]. С тех пор я не был дома. — Каитаро бросил на Рину быстрый взгляд. Она поняла: он сожалеет, что слишком много рассказал о себе и что сделал это слишком рано. Думает, что ему вообще следовало молчать.
— Вы решили жить самостоятельно. В этом нет ничего плохого. — Рина наклонилась через стол, глядя на красивого молодого мужчину напротив. В нем было столько самообладания и столько стремления к жизни.
— Вы не такой, как ваш отец, — с нажимом сказала она. — Вы совсем другой.
— Надеюсь, Рина, очень надеюсь, — прошептал он.
— Именно так, Кай, — глаза Каитаро потеплели, когда она произнесла его имя. — Я знаю это.
Рука молодой женщины скользнула через стол и накрыла его руку. Прикосновение заставило Каитаро на миг задержать дыхание. Оба опустили глаза и взглянули на свои руки, лежащие на столе. Рина чувствовала тепло его кожи, когда их пальцы переплелись.
53
Блюдо традиционной японской кухни, чаще всего в виде густой пасты, которое готовят из соевых бобов, риса, пшеницы.
54
Пролив Цугару, или Сангарский пролив, между японскими островами Хонсю и Хоккайдо, соединяет Японское море с Тихим океаном.