– В институте, – машинально поправил Олег.
– В институте, какая разница… Очень любопытное совпадение, сечёшь? Я хочу разгадать эту загадку, – он в упор посмотрел на Олега, словно ножом ткнул. – Ты со мной?
– С тобой, – неохотно кивнул Олег. Ощущение было как при заключении сделки с дьяволом – он почему-то ни капли не сомневался, что фотограф будет сотрудничать лишь до тех пор, пока это приносит пользу, не более того.
– Тогда пошли, – Шустер встал. – Этот художник от слова «худо» здесь, пойдём, попробуем его… оформить.
Они вышли в коридор, подошли к соседней двери – сейчас, при дневном свете, пусть и в полумраке коридора зелёный контур вокруг неё был совсем бледным. Вольдемар гулко бухнул в дверь кулаком:
– Сова, открывай! Медведь пришёл, – и подмигнул Олегу. Смотри-ка, в его реальности, оказывается, тоже есть мультик про Винни-Пуха… Интересно, чем она вообще отличается от моей?
– Какая ещё сова, – раздалось из-за двери. – Кто там?
– Вольдемар, Олег, – переглянувшись с Шустером, сказал Олег. – Поговорить о делах насущных.
Дверь открылась, оттуда высунулась всклокоченная голова художника, и Олег аж хрюкнул от удивления – настолько жирдяй походил на Сову из мультфильма, взъерошенный и в идиотских очках – кстати, нулёвки, чисто для понту, в отличие от тех, что на Софье, машинально отметил парень.
– Точно Сова, – резюмировал фотограф. – Ты что, мультик не смотрел?
– Какой мультик? – удивлённо уставился художник.
– А, забей, – махнул рукой Вольдемар. – У вас же не было войны в начале сороковых, да?
Он пёр как танк, понемногу выдавливая художника, и тот наконец сдался – открыл дверь, впуская двух соратников в комнату.
Комната была похожа на Олегову как две капли воды – судя по всему, планировка и обстановка изначально были одинаковыми. Впрочем, тут уже стоял мольберт, к стене прислонено несколько картин – причём верхняя не выглядит мазнёй, с удивлением отметил парень, – а журнальный столик завален какими-то тюбиками, листами бумаги, поверх которых ярким пятном лежала палитра. М-да, и художник обживается – правда, по-своему. На столе стоял стакан с недопитым чаем и – Олег совершенно не удивился – на расстеленной газете лежало несколько давешних плюшек.
– Далась вам эта война, – попятился художник. – Была какая-то, недолго шла. А что?
– История у вас пошла совсем иначе, – назидательно сказал Вольдемар, нагло беря и вертя в руках одну из кистей. – И вся культурная программа поменялась… Облцентр-то у вас ведь Ленинград, да?
Помнит и сам, зараза, подумал Олег. Сам он совершенно не помнил, кто из «хранителей» какое название сказал. Такое ощущение, что мир Вольдемара довольно близок к условной «реальности-один», как и мир Софьи. А вот у мира художника явно есть отличия…
Он выглянул в окно – противоположный берег реки хорошо был виден, там тоже устроилась на обрыве деревенька, но с той, к которой привык Олег, она имела мало общего – добротные дома в количестве, почти коттеджи, берег утопает в растительности, сейчас пока что голой. А это что? Неужели?
Олег открыл дверь «балкона», высунулся наружу – ветерок тёплый, тут гораздо теплее. Слева, метрах в трёхстах, хорошо видны два моста через реку – автомобильный и железнодорожный с ажурными фермами. Вот это да, здесь всерьёз взялись за транспортные артерии!
Мелькнула какая-то мысль, но сформулировать её парень не успел.
– Ленинград, – с вызовом ответил толстяк. – а у вас по-царски?
– Типа того, – кивнул Вольдемар. – Но вообще, мы не ради исторических изысков пришли, они нам ни на кой не сдались… В вашем мире есть интернет?
– Чегоо? – опять попятился художник.
– Сеть компьютерная, – пояснил Олег. – Большая, на весь мир. У вас может по другому называться.
– А, это, – вроде как успокоился жирдяй. – Есть, называется социальной сетью. Я там свои работы выставляю…
Во как. Вместо интернета – «социальная сеть» на весь мир. А вообще, в этом есть свой резон – многие знакомые, особенно из старшего поколения, из соцсетей и не вылезают, им скажи, что можно поискать что-то в яндексе или в гугле – большие глаза сделают…
В Олеге моментально проснулся профессиональный интерес:
– Да? И кто её ввёл? Наши или американцы?
На лице художника отразилась работа мысли:
– Я не помню.. Может, совместно?..
– Так, Георгий… Он же Жора… он же Гога, он же Гоша… – размышлял вслух фотограф, – меня терзают смутные сомнения, что нас в твоём мире нет совсем – исходя из того, что ты уже наговорил… Фунтик, ты со мной согласен? – полуобернулся он к Олегу.