Через каких-то пять-десять минут на пороге появился коренастый мужчина средних лет с седоватыми бакенбардами и странно блуждающим взглядом. Миновав прилавок, новоприбывший направился прямиком к Девлину, подтянул стул и уселся напротив.
«Говорят, у Колло глаз косит, да так, что не понять, куда смотрит, – сообщил Калхоун перед тем, как виконт покинул Брук-стрит. – Французу лет сорок-сорок пять, примерно моего роста, только поплотнее».
– Слыхал, вам нужен Колло, – произнес незнакомец с заметным французским акцентом. – Я не он, mais je puis… э-э-э… но мог бы разыскать его для вас, если пожелаете. Да?
Себастьян кивнул неряшливой буфетчице, которая со стуком поставила выпивку перед французом, исподтишка обменялась с ним взглядами и отошла.
Мужчина осушил рюмку одним длинным глотком и облизнул губы.
– У вас есть работенка, верно?
– Для Колло.
– Колло вот уже долгие годы мой добрый друг. Говорите мне, я передам ему.
– Вы знавали его в Париже?
– Mais oui. Ну да. Мы вместе выросли. На Монмартре. Вы знаете Париж?
– Я слышал, в Париже Колло промышлял воровством драгоценностей.
Француз откинулся на спинку стула, открыв рот в пародии на изумление:
– Воровством?! Non. Кто вам такое сказал?
– Те же люди, которые утверждают, что знатный господин в Ньюгейте не убивал Даниэля Эйслера. Говорят, это дело рук Колло.
– Monsieur! – Дико вращая косящим глазом, собеседник сорвался с места, готовый броситься наутек.
– Предлагаю вам сесть. За дверью дожидается парочка полицейских с Боу-стрит, еще двое стоят у черного хода, – спокойно заметил Себастьян, подкрепляя ложь ухмылкой. – Можете побеседовать с ними, если желаете, но, думаю, разговор со мной покажется вам куда приятнее.
Колло опустился обратно на стул и осипшим голосом спросил:
– Чего вам от меня нужно?
– Откуда вы знали Эйслера?
– Но я не говорил, что…
– Вы знали его. Ответьте, откуда.
Француз снова облизнул губы, и Себастьян подал буфетчице знак принести еще джина.
– Откуда? – повторил Девлин, когда женщина отошла.
– Мы познакомились много лет назад.
– В Париже?
Колло прикончил вторую порцию и покачал головой:
– В Амстердаме.
– Когда это было?
– В девяносто втором.
– Вы продавали ему драгоценности?
Губы француза скривились, нос наморщился, словно он только что унюхал какой-то смрад.
– Этот тип был мерзавцем. Худшим из мерзавцев. Он мог обмануть человека быстрее, чем посмотреть на него, а потом рассмеяться ему же в лицо и обозвать глупцом.
– Он и вас обманул?
Словно почувствовав разверзшуюся перед ним западню, Колло подобрался.
– Меня? Mais non. Меня нет.
Себастьян покрутил в пальцах свою рюмку, подмечая, что француз не спускает с нее глаз.
– Драгоценности, которые вы продали Эйслеру в Амстердаме в девяносто втором – откуда вы их взяли?
– Семейные. Колло из поколения в поколение были гранильщиками алмазов. Спросите любого, кто жил в Париже в прежние времена, вам скажут. Но осенью девяносто второго дела пошли плохо – очень плохо. Мы не могли оставаться. Сбежали в Амстердам.
– И продали свои камни Эйслеру?
– Да.
– И не вели никаких дел с ним здесь, в Лондоне?
– Нет.
– Я слышал обратное.
– Наверное, меня с кем-то спутали. С каким-нибудь другим эмигрантом.
– Возможно. – Себастьян передвинулся на стуле так, чтобы можно было вытянуть ноги и скрестить их в щиколотках. – Кто, по-вашему, убил Эйслера?
Потерши тыльной стороной кисти нос, Колло хмыкнул:
– Что вы пытаетесь сотворить со мной, а? Люди увидят, как я болтаю с ищейкой с Боу-стрит, и чего подумают? Хотите, чтоб меня прикончили?
– Я не полицейский, и все здесь считают, будто я предлагаю вам работу. Кстати, а какую работу вы выполняете?
– То да се, – снова хмыкнул француз.
Девлин подтолкнул по столу к собеседнику свой нетронутый джин. После минутного колебания тот схватил выпивку и поднес ее к губам настолько дрожащей рукой, что чуть не расплескал.
– Вы чего-то боитесь, – заметил Себастьян, наблюдая за французом. – Чего же?
Осушив рюмку, Колло подался вперед. Губы его были влажными, на лбу под покрытой испариной кожей выдулись вены. Себастьян ощущал шедший от собеседника запах страха, смешанный с вонью застарелого пота и дешевого алкоголя. Француз быстро осмотрелся по сторонам и понизил голос до шепота:
– Эйслер продавал большой бриллиант. Большой голубойбриллиант.
– О насколько крупном камне идет речь?
– Сорок пять-пятьдесят карат. Может, и больше.
– Откуда он взялся?
– Мне известен лишь один такой, и он принадлежит тому банкиру, Хоупу.
– Генри Филиппу Хоупу?
– Нет, другому. Его брату, Томасу.
– Я не слышал, чтобы смерть Эйслера связывали с большим голубым бриллиантом.
– Вот и я о том же. Никто не слышал. Тогда где же камень, я вас спрашиваю? А? – Француз провел дрожащей рукой по губам и повторил: – Где?
ГЛАВА 13
Себастьян прикинул, что девять десятых из сказанного Колло можно не принимать в расчет. Но по крайней мере страх француза выглядел неподдельным. А упоминание о Хоупах было столь неожиданным, столь невероятным, что Девлин счел его заслуживающим рассмотрения.
Хоупы, уважаемый старинный род шотландских торговых банкиров, в прошлом веке осели в Амстердаме и процветали там на протяжении нескольких поколений. Их семейное предприятие «Хоуп энд Компани» принадлежало к тем финансовым учреждениям, которые ссужают деньгами королей. Всего десять лет назад оно предоставило финансирование, позволившее молодым Соединенным Штатам приобрести у Франции территорию Луизиана [7]– и тем самым невольно поспособствовало продолжению наполеоновских военных кампаний.
Однако Хоупы, как и следовало ожидать, не особо стремились испытать республиканские убеждения на собственной шкуре. Когда французские войска двинулись на Амстердам и Гаагу, банкиры упаковали свою обширную коллекцию картин, скульптур и драгоценных камней и поспешили через Ла-Манш обратно в Англию.
Знакомство Девлина с этой семьей ограничивалось отрывочными встречами в переполненных бальных залах, на правительственных обедах и других подобных светских мероприятиях, которых виконт, как правило, старался избегать. Если Себастьян и бывал в огромном, похожем на музей, особняке Томаса Хоупа на Дюшесс-стрит, то не помнил этого. Но когда он послал Хоупу свою карточку, истинно английский дворецкий быстренько препроводил визитера в дом. Кто же откажется принять наследника Алистера Сен-Сира, графа Гендона и канцлера казначейства?
Томас Хоуп поприветствовал гостя широкой улыбкой и твердым рукопожатием. Однако его маленькие глазки смотрели настороженно, и Себастьян задался вопросом, по какой причине.
– Девлин! Рад вас видеть. Вот это сюрприз. Прошу, присаживайтесь. – Хозяин дома, мужчина сорока с лишним лет, низенький, нескладный, с угловатым, почти грубым лицом, протянул руку в сторону обтянутой желтым атласом кушетки. На подобной могла возлежать сама Клеопатра в ожидании Марка Антония. – Как поживает ваш отец?
Стороннему наблюдателю вопрос показался бы совершенно невинным, однако это было не так. В Лондоне каждый, кто что-то собой представлял, знал о глубоком и продолжительном отчуждении между графом и его сыном.
– Он благополучен, благодарю вас, – вернул Себастьян банкиру заученную улыбку. – А вы?
После обмена общепринятыми вежливыми фразами визитер обвел взглядом комнату, подмечая изображения с саркофагов вдоль потолка, алебастровые вазы, статуэтки царственных кошек в египетском стиле, портрет в натуральную величину темноволосой и черноглазой красавицы, нарисованный на потертых досках, которые весьма походили на часть древнего гроба.
7
Покупка Луизианы— сделка по приобретению Соединенными Штатами французских владений в Северной Америке в 1803 году. Размер приобретенной территории, по приблизительным оценкам, равнялся 210 млн. га. Окончательная цена сделки, включая проценты по кредиту, составила чуть больше 23 миллионов американских долларов. Таким образом цена составила меньше 10 центов за гектар.
Эта покупка вот уже более двухсот лет остается крупнейшей сделкой с недвижимостью в истории. Финансировали ее банки Барингов (старейший торговый банк Англии) и Хоупов. И это в то время, когда Британия воевала с Францией, да и со Штатами не ладила... Как говорится, патриотизм патриотизмом, а денежки врозь.