– Из захоронения птолемеевского периода [8]? – полюбопытствовал Себастьян, рассматривая портрет.
Хоуп довольно просиял:
– Вы узнали! Да, оттуда. Эту комнату я называю Египетской. Кушетка, на которой вы сидите, изготовлена по моему собственному эскизу, в основе которого зарисовки подобного предмета обстановки, найденного при мне в одной гробнице возле Нила.
Виконт опустил взгляд на кушетку с изображениями шакалоголового бога Анубиса на черной деревянной раме и скарабеев на ножках. Теперь ему припомнилось, что Томас Хоуп не питал особого интереса к делу, на котором зиждилось благосостояние семьи. Предоставив заниматься банком и торговой империей родственникам, Томас провел значительную часть своей юности в затянувшемся «Большом путешествии», посетив не только Европу, но и Африку с Азией. Теперь, вынужденный из-за войны оставаться в пределах Британии, он посвятил себя главным образом упрочению собственной репутации покровителя искусств. В последнее время Хоуп также увлекся писательством, опубликовав ин-фолио [9]богато иллюстрированный труд «Мебель для дома и убранство интерьера», а вскоре и еще один – «Одежда древних народов». Новым проектом банкира стала весьма амбициозная философская работа о происхождении и будущности человечества, хотя, по слухам, Хоуп даже не чаял когда-либо завершить ее.
– Вы бывали в Египте? – с интересом спросил хозяин дома, украдкой кивнув дворецкому, который тут же направился откупорить бутылку вина.
– Один раз, несколько лет назад.
– Великолепно! А в Стамбуле? Дамаске? Багдаде?
– Боюсь, нет.
– О, какая жалость, – вытянулось лицо собеседника. – Я как-то провел целый год в Стамбуле, зарисовывая руины и дворцы. Если вам выпадет возможность посетить этот город, обязательно ею воспользуйтесь. С ним ничто не сравнится.
– Моя супруга всегда мечтала о путешествиях, так что, вполне вероятно, когда-нибудь мы туда отправимся. – Себастьян умолк, принимая из рук дворецкого вино, затем будто вскользь поинтересовался: – А вы знали Даниэля Эйслера?
Томас Хоуп не был глупцом. Он неспешно взял у слуги свой бокал, пользуясь этой проволочкой для размышлений. Банкир имел привычку своеобразно искривлять свой большой, подвижный и влажный рот, прежде чем начать говорить. Хоуп и сейчас изогнул губы, словно скользкая, хитрая рыбина, которая, подумав, отвергает крючок с аппетитной наживкой.
– Эйслера? Разумеется. Мы ведь в одно и то же время жили в Амстердаме. – Хозяин дома отпил вино, опустив взгляд поверх края бокала. – Ужасная смерть, не правда ли? Я убежден, что англичане в ближайшее время просто обязаны прийти к единому мнению о создании надлежащих полицейских сил, пока нас всех не перебили в собственных постелях.
– Вы когда-нибудь приобретали у него драгоценные камни? – вел дальше Девлин, отказываясь отвлекаться на извечно и бесконечно обсуждаемую тему.
– У Эйслера? Вы, должно быть, имеете в виду моего брата. Это он в нашей семье собиратель драгоценностей, не я. Попросите как-нибудь Генри Филиппа показать вам его коллекцию – не пожалеете. Он хранит свое собрание в кабинете красного дерева с шестнадцатью ящичками, по одному для каждой категории экспонатов. У Генри имеется морская жемчужина, которая считается крупнейшей в мире – четыреста пятьдесят карат весом и два дюйма длиной. Восхитительное зрелище.
– А как насчет голубых бриллиантов? Ваш брат интересовался такими?
– Голубыми? – Томас Хоуп отпил еще глоток и поджал губы, теперь сделавшись весьма похожим на лягушку. – Даже не скажу. Я знаю, наиболее редкие бриллианты – красные. Ну, а дамам, конечно же, особенно нравятся розовые.
– Так Даниэль Эйслер не брался продавать крупный голубой бриллиант для вашей семьи?
– Боже упаси, нет, – громко рассмеялся банкир. – Сейчас время покупать камни, а не продавать. Цены слишком упали. А все, знаете ли, из-за эмигрантов. Генри Филипп рассказывал мне о белом двадцатипятикаратном бриллианте плоской огранки, недавно приобретенном у одной старушки-француженки, которая была в таком отчаянии, что охотно рассталась с ценностьюза бесценок.
В холле послышались легкие шаги. Хоуп повернул голову к появившейся на пороге женщине. Она была значительно, лет на пятнадцать-двадцать, моложе хозяина дома. Коротко подстриженные темные волосы модно вились вокруг лица, подчеркивая длинную шею и покатые белые плечи. Темные глаза сияли, нос был идеально ровным, пухлый рот напоминал розовый бутон.
– А, Луиза, дорогая, – растянул губы в улыбке Хоуп. – Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам. Полагаю, вы знакомы с лордом Девлином? Девлин, это моя супруга.
Поднявшись с кушетки, Себастьян изобразил поклон.
– Миссис Хоуп.
« La Belle et la Bete», – называли эту пару в высшем свете. «Красавица и Чудовище». Нетрудно было догадаться, почему. Красавица протянула гостю руку для поцелуя, озаряясь одной из тех улыбок, которые вдохновляют поэтов и живописцев.
– Лорд Девлин. Какой приятный сюрприз.
На даме было скромное платье из белого муслина, подхваченное под полными грудями розовой атласной лентой, шею обвивала простенькая золотая цепочка с медальоном. Луиза Хоуп принадлежала к женщинам, которые своим видом излучают мягкое спокойствие и безмятежность, вызывая мысли о церковной вечерне, аромате ладана и льющемся сквозь витражи солнечном свете. Но виконт знал, что впечатление нежной умиротворенности обманчиво. Эта зануда в духе Ханны Мор и клапхэмских святош [10]умело отравляла удовольствие окружающим и была деятельным членом Общества по искоренению порока, которое посвятило себя истреблению танцев, пения, карточных игр и любых других развлечений, радовавших сердца и облегчавших горести городской бедноты.
Хозяйка дома не предложила виконту снова присесть, и тот позабавлено задался вопросом, не подстерегала ли она в засаде под дверью, наготове вмешаться и положить конец любому разговору, грозившему потечь по нежелательному руслу.
– Вы должны навестить нас еще раз, вместе с леди Девлин, – обронила жена банкира, очаровательно опираясь подбородком на сплетенные пальцы и ни на миг не переставая улыбаться.
При мысли о встрече двух женщин – Геро с ее откровенными радикальными убеждениями и Луизы Хоуп с ее самодовольным ханжеским морализаторством – Себастьян едва не утратил всякую серьезность.
– Да, непременно. А тем временем не смею вам больше мешать. – Визитер потянулся за шляпой и еще раз поклонился: – Ваш слуга, миссис Хоуп. Не трудитесь звонить, я выйду сам.
– Я провожу вас до двери, – вызвался хозяин, словно слегка сконфузившись от маневра супруги. – Вы действительно должны побывать у нас вместе с леди Девлин и посмотреть дом. Каждая комната обставлена в стиле отдельной страны, одной из тех, которые я посещал.
Мужчины спустились по величественной широкой лестнице. Эхо от их шагов звучало гулко, будто в подземелье.
– Если Эйслер пытался продать большой голубой бриллиант, – заговорил Девлин, – откуда, по-вашему, он мог взяться?
Хоуп остановился у основания ступеней, снова морща рот, словно это служило обязательной прелюдией к мысли.
– Хм. На самом деле, трудно сказать. Происхождение многих крупных драгоценностей в лучшем случае, как бы выразиться… зыбкое?
– Вам не известен подобный камень?
– Нет, не известен. С другой стороны, как я уже говорил, любителем-ювелиром в нашей семье является мой брат. Возможно, он и слышал о таком. К сожалению, Генри сейчас в провинции. – Хоуп кивнул дворецкому, который пошел открывать дверь.
– А когда вы в последний раз видели Эйслера?
– Боже правый, даже не уверен, что смогу ответить на ваш вопрос. Единственное, что знаю точно – давненько.
8
Птолемеевский период— согласно периодизации истории Древнего Египта длился с 323 по 30 г. до н.э.
9
Ин-фолио(лат. in folio, букв. — в лист) — самый крупный формат книги, когда размер страницы равен половине типографского листа. Отсюда название «фолиант» для изданий большого формата.
10
Ханна Мор(1745—1833) — английская писательница, поэтесса и драматург, автор большого количества трудов и художественных произведений — от трактатов о нравственности до пасторальных поэм и детских сказок, филантроп.