– Его рассказ о тех событиях весьма интересен. Гете был убежден, что затевается какое-то предательство. И утверждал, будто никаких вразумительных причин откладывать наступление не было.
– Но ведь в конечном итоге сражение состоялось.
– В конечном итоге состоялось. Хотя по большей части свелось к незначительной перестрелке. После чего Брауншвейг просто-напросто… отступил. На следующий день Национальный конвент упразднил монархию и объявил Францию республикой. Не прошло и четырех месяцев, как Людовик XVI был обезглавлен.
– Хочешь сказать, Колло прав – герцога подкупили?
– Если верить молве, его ценой стали пять миллионов ливров.
– И часть этого платежа имела вид «Голубого француза»?
– Таковы слухи.
– Правдивы ли они? – покосился на жену Себастьян
– Мне этого не говорили.
Ее слова, по сути, не давали ответа на его вопрос.
Глаза супругов встретились. И Себастьян снова испытал тревожное ощущение, что независимо от того, насколько они с женой станут близки, тень Джарвиса и преданность Геро своему отцу всегда будут стоять между ними.
– И после всего, что ты узнал об Эйслере – его вымогательствах, ростовщичестве, развратности, – ты по-прежнему считаешь, будто тайна, окружающая голубой бриллиант, имеет какое-то отношение к смерти торговца?
– Так или иначе, имеет.
Геро кивнула, словно придя к определенному заключению, и поднялась.
– Тогда, возможно, тебе будет полезно побеседовать с неким полковником из «Черного легиона» по имени Отто фон Ридезель. Он воевал в Испании с Веллингтоном, пока несколько месяцев назад не получил ранение. Но прежде полковник служил у старого герцога.
Стерев каплю воды, бегущую по щеке, Себастьян отбросил полотенце в сторону. Солдаты «Черного легиона», добровольческого корпуса, созданного нынешним герцогом для борьбы с Наполеоном, славились своей жестокостью.
И неистовой жаждой мести.
ГЛАВА 33
Среда, 23 сентября 1812 года
На рассвете следующего дня Отто фон Ридезель прогуливал по Роу великолепного вороного коня ганноверской породы, когда Девлин пристроился рядом на своей арабской кобылке.
Полковник искоса глянул на Себастьяна и с напрягшимся подбородком отвернулся. Крупный мужчина с полным румяным лицом, небольшими карими глазами и свисающими усами, он носил мундир «Черных брауншвейгцев» или, как их иногда называли, «Черного легиона». В знак траура по оккупированному Наполеоном Брауншвейгскому княжеству форма этих войск была полностью черной: черные сапоги, черные брюки, черный доломан и черный кивер. Единственными цветными штрихами выделялись синий воротник полковничьего доломана и серебряная эмблема брауншвейгцев на кивере – «мертвая голова».
Мужчины ехали бок о бок в напряженном молчании, наполненном скрипом кожаных седел, стуком лошадиных копыт по влажной земле, чириканьем воробьев, проснувшихся в кронах окутанных туманом вязов вдоль дорожки. Наконец брауншвейгец, словно выведенный из терпения, воскликнул:
– Какого дьявола вам от меня надо?
– Думаю, вы знаете ответ на свой вопрос.
Фон Ридезель громко фыркнул.
– На момент смерти Даниэля Эйслера, – продолжил Девлин, – в его распоряжении находился крупный голубой бриллиант. Говорят, ранее он принадлежал покойному герцогу Карлу Вильгельму Брауншвейгскому.
– Я простой солдат. Что дает вам основание полагать, будто я об этом знаю?
– Упомянутый бриллиант, по всей вероятности, переограненный камень, который когда-то являлся частью сокровищ французской короны.
Полковник резко осадил коня. Румянец на его щеках потемнел до сердитого багрянца. Вороной загорячился.
– Если вы намекаете, будто отец нынешнего герцога позволил подкупить…
– Я ни на что не намекаю, – спокойно возразил Себастьян. – Если честно, мне совершенно все равно, каким образом герцог стал обладателем «Голубого француза». Я хочу выяснить, что происходило с камнем с того момента, как он попал в руки Карла Вильгельма и до передачи бриллианта Даниэлю Эйслеру.
– Я уже сказал, мне ничего об этом не известно. – Фон Ридезель вонзил шпоры в лошадиные бока, и ганноверец рванул вперед.
Девлин не отставал.
– Вы уверены?
– Абсолютно!
– Пожалуй, ваша правда; мне следует адресовать свои вопросы принцу-регенту. Как зять герцога и его душеприказчик, Принни наверняка осведомлен, что стало с уникальным бриллиантом после смерти Брауншвейга. Простите за беспокойство, полковник, – блеснул зубами в улыбке Себастьян. – Хорошего дня.
Виконт уже поворачивал лошадь в сторону ворот, когда фон Ридезель окликнул:
– Подождите!
Девлин остановился, вопросительно приподняв бровь.
– Проедемтесь немного, – буркнул брауншвейгец.
Себастьян снова пристроился рядом.
– Все, что я вам сообщу, – заявил полковник, – является строго конфиденциальным.
– Само собой.
Собеседник стиснул зубы.
– Шесть лет назад, когда стало очевидно, что Наполеон намерен захватить княжество, герцог Карл Вильгельм решил отправить свою коллекцию драгоценностей на хранение к дочери.
– Вы имеете в виду принцессу Каролину.
– Именно.
Себастьян вгляделся в напряженное лицо спутника.
– И поручил вам доставить коллекцию в Англию, верно?
Фон Ридезель кивнул.
– Я провез ее в своем личном багаже. К сожалению, вскоре после моего прибытия в Англию до нас дошло известие о гибели герцога в бою. Вдовствующая герцогиня – ваша же английская принцесса Августа – бежала в Лондон, ища приюта у дочери. – Поколебавшись, полковник добавил: – Это было в 1806 году. Вам известно, в каких позорно стесненных обстоятельствах принц вынудил жить свою супругу?
– Известно, – подтвердил виконт.
Как раз в 1806 году принц впервые потребовал провести против Каролины официальное расследование в попытке избавиться от жены, которую возненавидел с первого взгляда. Он обвинил ее во множестве грехов: от колдовства до прелюбодеяния, однако в итоге «деликатное дознание» не достигло своей цели. В отместку принц – распущенный, вздорный и бесконечно потворствующий себе самому и череде своих любовниц – лишил супругу почти всех средств на ведение дома, оставив ее едва ли не в бедности.
– Другими словами, – уточнил Себастьян, устремляя взгляд в сторону реки, где утренний туман начинал рассеиваться под солнцем, поднимавшимся все выше в голубое небо, – Каролина стала продавать отцовские драгоценности, чтобы оплатить свои и материны расходы на жизнь.
– Понятное дело, скрытно.
– Должно быть, в высшей степени скрытно, раз Принни об этом так и не пронюхал.
– Именно, – слегка поклонился полковник.
Себастьяну вдруг показалось восхитительной иронией судьбы, что редкий бриллиант, который, по слухам, жаждал заполучить наследный принц, был ранее продан за спиной регента его же собственной супругой.
– И «Голубого француза» постигла та же участь?
– Я не утверждал, будто герцог Карл Вильгельм владел именно «Голубым французом». Однако в его коллекции действительно имелся крупный алмаз сапфирного цвета.
Девлин опустил голову, пряча улыбку.
– Кто приобрел его у принцессы?
– Вы всерьез полагаете, что я скажу вам?
– Нет. Но можете возразить, если я ошибусь. Это был Хоуп, не так ли? Только не Генри Филипп, а Томас.
Черный брауншвейгец, не произнеся ни слова, продолжал смотреть прямо перед собой, и его крупное тело неутомимо поднималось и опускалось в такт движениям коня.
Когда Себастьян вошел в дом, жена стояла в холле и, наклонив голову, застегивала перчатки.
– Очередное опрашивание подметальщиков улиц? – поинтересовался он, передавая хлыст, шляпу и перчатки Морею.