– А с черной? – полюбопытствовала Геро.
Абигайль покосилась на подругу.
– Нож с черной рукояткой используется для призыва сил зла. Его окропляют соком болиголова и кровью черного кота.
– О, Господи, – прошептала виконтесса. – Так вот для чего предназначался кот.
– Это объясняет, почему Эйслер держал всех этих птиц, – добавил Девлин, подбирая пергамент и еще раз всматриваясь в него.
Абигайль кивнула.
– Они тоже использовались для жертвоприношений. Животных и птиц белого цвета обычно приносят в жертву духам добра, а черного – духам зла.
– Старик явно отдавал предпочтение черному, – заметил Себастьян.
Мисс Макбин так крепко переплела пальцы лежавших на коленях рук, что даже костяшки побелели. Рыжеволосая хозяйка дома выглядела заурядной старой девой, чопорной и невзрачной – до тех пор, пока не вспоминалось, что ее окружают книги о магии и темнейших тайнах оккультизма.
– Эйслер не был хорошим человеком, – странно сдавленным, натянутым голосом проговорила она. – Я рада, что он мертв.
– Вы говорите точно, как Геро, – поднял глаза Девлин.
– Он причинил вред и несчастье многим людям. В нашем мире редко встретишь истинную справедливость, но по крайней мере в этом случае мы видим ее воочию.
– Если бы только за убийство Эйслера не вешали невинного человека.
Гнев, казалось, вытек из Абигайль, оставив в ее взгляде тревогу.
– Вам ведь удастся доказать, что этот арестованный, Йейтс, невиновен?
– Не знаю. – Себастьян тщательно свернул белый лист пергамента. – Вы сказали, это четвертый пентакль Сатурна. Для чего он используется?
– Для действий разорения, разрушения и смерти.
– Интересно, чьей смерти пытался добиться ростовщик, – обронила Геро.
Девлин переглянулся с женой.
– Если бы мы знали это, то, вероятно, поняли бы, кто убил его.
ГЛАВА 37
– О, лорд Девлин, – поприветствовал сэр Генри Лавджой Себастьяна, когда тот после обеда заехал на Боу-стрит повидать приятеля. – А я как раз собирался отправить вам весточку. Выяснил некоторые любопытные сведения о типе, к которому вы просили присмотреться.
– Имеете в виду Фоя?
– Его самого.
– Вы нашли его?
– Нет, пока нет. Но, по-моему, вам будет небезынтересно узнать, что этот парень – бывший стрелок.
– Из какого полка?
– Сто четырнадцатого пехотного. Демобилизован по инвалидности в 1809 году.
– Боже милостивый, так это сержант Джуда Фой?
– Точно. – Должно быть, какие-то чувства Себастьяна отразились на его лице, потому что Лавджой прищурил глаза: – Вы с ним знакомы?
– Можно сказать и так.
Бывший лейтенант стрелял по мишеням в тире Ментона, когда Девлин подошел и встал рядом, спокойно наблюдая. Движения Тайсона были плавными и уверенными, а прицел настолько безупречным, насколько можно ожидать от человека, приобретшего свой первый мундир в возрасте шестнадцати лет.
Он сделал еще три выстрела и только потом перевел взгляд на виконта:
– Я так понимаю, вы здесь не развлечения ради?
Скрестив руки на груди, Себастьян улыбнулся.
– Не обращайте на меня внимания.
Привлекательные черты Тайсона оставались бесстрастными. Но Девлин заметил, как потемнели серые глаза. Стрелок передал кремневое ружье служителю тира и снял кожаные нарукавники, защищавшие манжеты рубашки от пороха.
– Я закончил.
Себастьян смотрел, как Тайсон наливает воду в таз и моет руки.
– Расскажите мне о Фое.
На миг запнувшись, лейтенант продолжил намыливать ладони.
– О ком?
– Неужели вы запамятовали сержанта Джуду Фоя? Он служил в вашем полку. Более того, именно он свидетельствовал в вашу пользу на заседании военного трибунала. Если бы не Фой, вас бы повесили.
– Я помню его.
– По правде говоря, – заметил Себастьян, – внешне сержант так разительно изменился, что я его не узнал.
Тайсон стряхнул воду с кистей и потянулся за полотенцем, которое подавал служитель тира.
– Я не удивлен. Фоя лягнул в голову один из мулов, впряженных в интендантскую подводу. С той поры он так и не оправился, а если без обиняков, то ему самое место в сумасшедшем доме.
– Случайно, не знаете, где можно его найти?
– В Бедламе не пробовали?
Девлин покачал головой.
– Фой свободный человек. И, похоже, пребывает в уверенности, будто пострадал от некоей несправедливости. Вам об этом ничего не известно?
Лейтенант отшвырнул полотенце в сторону.
– Насколько мне припоминается, после несчастного случая бедолаге стало сложно отличать свою собственность от собственности других людей. Что за вопрос? Какое отношение все это имеет ко мне?
– Я не знаю, имеет ли.
Тайсон принялся натягивать сюртук.
– Говорю же вам, Фой сумасшедший.
– Он опасен?
– Весьма вероятно, – поправил манжеты собеседник. – Полагаете, он каким-то образом причастен к смерти Эйслера?
– А Фой был знаком с убитым?
– Откуда мне знать? Сержант не входил в число моих закадычных приятелей.
– В отличие от Бересфорда?
– Что вы имеете в виду? – пристально глянул Тайсон.
– Известно ли вам об обыкновении Эйслера собирать, а затем использовать против людей компрометирующие их сведения?
Лейтенант направился к выходу.
– Не скажу, чтобы меня это удивило. А вас?
Себастьян пристроился рядом.
– Мне приходит на ум, что ростовщик мог сыграть свой трюк с вашим ирландским приятелем – угрожая раскрыть его карточные долги перед Хоупом.
– С чего вы взяли, будто у Бересфорда есть карточные долги?
– Он сам мне сказал.
– Этот юный джентльмен не очень-то подходящая мишень для вымогательства. У него нет денег – и Эйслер, несомненно, отлично это знал.
– Насколько мне известно, шантаж ростовщика был более тонким, нежели ваши обычные способы лихоимства.
Что-то мелькнуло на лице лейтенанта, но тут же исчезло.
– Как скажете. Однако не представляю, чем Бересфорд мог привлечь интерес Эйслера. Младший сын мелкого ирландского землевладельца, в Лондоне всего несколько месяцев…
– Кажется не очень подходящим другом для того, кто десять лет воевал по всему миру – от Индии до Испании.
Тайсон остановился на тротуаре перед тиром. Золотистый сентябрьский свет озарил его лицо, оттеняя жесткие линии и глубокие борозды, оставленные десятью годами форсированных маршей, скудных пайков и пребывания под палящим тропическим солнцем.
– К чему вы клоните? Что я должен днями просиживать в «Лисе и борзой», опрокидывая кружку за кружкой и вспоминая с сослуживцами старые добрые деньки? Мне двадцать шесть, не семьдесят шесть. Блэр Бересфорд умный и очень занятный юноша. А еще блестящий поэт. Получил Ньюдигейтскую премию [37]в Оксфорде за одно из своих сочинений. Вы знали?
– Нет.
– Вы многого не знаете. – Тайсон прищурился на солнце: – А теперь прошу меня извинить. Мне назначено к портному.
Глядя вслед лейтенанту, который неторопливо зашагал в сторону Бонд-стрит, Себастьян остановил его вопросом:
– И все же, как вы познакомились с Бересфордом?
Тайсон медленно обернулся. Серые глаза сузились в деланной улыбке, могущей означать что угодно.
– Через Йейтса.
А затем коснулся полей своей шляпы и удалился.
Со времени заключения брака с Расселом Йейтсом Кэт Болейн обитала в просторном городском доме на Кавендиш-сквер. Это был модный адрес, привлекавший знать, богатых коммерсантов и банкиров, и все они, без сомнения, взирали на своих скандально знаменитых новых соседей с возмущенным ужасом. Пускай Кэт гремела на столичной сцене, она все же была актрисой. И, хотя об этом знали немногие, в ранней юности, лишившись дома, подвергшись жестокому обращению, выживала на улицах Лондона, продавая единственное, чем владела тогда: свое тело.
37
Ньюдигейтская премия– премия, учрежденная в 1806 г. для студентов Оксфордского университета антикваром Роджером Ньюдигейтом. Присуждается ежегодно за лучшую поэму на английском языке. К поэме выдвигаются определенные требования: не допускается драматическая форма, а количество строк ограничено (не более 300). Этой премией в свое время были награждены Джон Рёскин и Оскар Уайльд.