– Увы, – покачал головой Себастьян. – Неизвестно.
Это утверждение, по крайней мере, было правдой. Он не видел необходимости уточнять, что его неведение умышленное или что леди Девлин совершенно точно знает, где Дженни Дэви обрела убежище.
– Жаль. – Сэр Генри провел большим и указательным пальцами вверх-вниз по цепочке от часов и пожевал губу. – Со мною связывались из дворца. Похоже, советники регента решили, что жителям города лучше не знать, как видный лондонский магистрат на самом деле работал на Наполеона. Поэтому публике огласят, якобы Ли-Джонс погиб при задержании опасного французского агента.
– Кстати, как дела у опасного французского агента?
– Он еще жив, но, говорят, долго не протянет. Сознание к нему так и не возвращалось. – Поколебавшись, Лавджой добавил: – Ли-Джонсу устроят геройские похороны. По слухам, церемонию посетит сам принц-регент.
– Весьма… иронично.
– Да-да. Однако необходимо.
– Интересно, как долго этот изменник сотрудничал с французами.
– Судя по его банковскому счету, достаточно долго. Не правда ли, поневоле задумаешься: сколько среди нас таких, как Ли-Джонс? Известных и уважаемых членов общества, верность которых не принадлежит родной стране?
– Полагаю, нам никогда этого не узнать, – отозвался Себастьян и, слегка прихрамывая, направился к двери.
– Лорд Девлин…
Запнувшись, Сен-Сир оглянулся на магистрата.
– Сожалею о смерти вашего друга.
Себастьян кивнул, чувствуя, что не в силах заговорить.
Покинув Боу-стрит, виконт направился в юго-западную часть Гайд-парка. Там он оставил лошадей под присмотром Тома и пошел через некошеный луг к каналу, возле которого было найдено тело Риса Уилкинсона.
Ливший всю ночь дождь пропитал влагой высокую траву и сбил последние прихваченные морозцем листья с окрестных деревьев. Здесь витало проникающее глубоко в душу одиночество, томительная тоска, кажущаяся неотъемлемой частью пустого белого неба, ажурного сплетения ветвей и тревожного крика взлетающих с канала гусей. Себастьян немного постоял возле подмерзшего камыша, глядя на оловянную гладь водной шири. Он думал о смешливом, бесшабашном офицере, которого когда-то знал, и об отчаянии, которое должен был испытывать Рис, бросая последний взгляд на этот пейзаж.
Отогнав от себя мрачное видение, Девлин целеустремленно зашагал взад-вперед по краю водоема, всматриваясь в холодную, жидкую грязь, проступавшую между камышей. Да, констебли Лавджоя обшарили место происшествия до него, но виконт подозревал, что делалось это без особого усердия, поскольку объяснения смерти офицера-инвалида сводились к удару или сердечному приступу.
Прошло несколько минут, прежде чем он нашел то, что искал: голубоватую бутылочку высотой дюйма четыре, без пробки, но с почти не пострадавшей темно-желтой этикеткой, гласившей «ЛАУДАНУМ – ЯД». Себастьян потянулся за ней, и мутная вода плеснула холодом на его сомкнувшиеся вокруг находки пальцы. Бутылочка была пуста, только в одном уголке виднелось едва заметное красновато-коричневое пятно.
Невозможно было определить, сколько эта склянка здесь пролежала: час, день, неделю? Она давала пищу для предположений, но ничего не доказывала. Пальцы Девлина непроизвольно стиснули толстое стекло в неожиданном приливе гнева. Размахнувшись, он зашвырнул пузырек далеко от берега.
Бутылочка звучно плюхнулась в воду и тут же исчезла из виду. Себастьян стоял и смотрел, пока не улеглась рябь на канале.
А затем повернулся и ушел.
– Осуждаешь его? – спросила Геро.
Виконтесса сидела в кресле возле камина в своих покоях, муж расположился на коврике у ее ног.
– Ты про Уилкинсона? – Откинув голову ей на колени, он глубоко втянул воздух. – Я по-прежнему не уверен, что Рис шел убивать Эйслера. Он мог задумать какой-то иной план.
– Способ повесить колокольчик коту?
– Не исключено. Но события вышли из его подчинения – есть у них такое досадное обыкновение.
– И тогда майор покончил с собой, – негромко продолжила Геро. – Чтобы избавить семью от позора судебного слушания и чтобы дать жене и ребенку шанс на лучшую жизнь. – Себастьян чувствовал, как ее пальцы играют завитками волос на его затылке. – Разве мы достойно заботимся о мужчинах, от которых требуем рисковать за нас своей жизнью и здоровьем? Просто используем их, а затем, когда они больше не годятся для войны, вышвыриваем прочь.