— Знаешь рыжего из двадцать шестой квартиры? — спросила Тереза.
Кейт не знала никого из этого дома. Тереза говорила о своих соседях так, как будто Кейт прекрасно знала и их самих, и их привычки. Кейт это нравилось.
— Он темный человек. У него густые рыжие волосы и густая рыжая борода. Целый день сидит на бугре и ест апельсиновые корки из пакета. Он может предсказывать будущее. Все время предсказывает, что со мной случится. И давным-давно сказал мне про тебя.
— Что он сказал? — спросила Кейт.
— Он заставил пообещать, что не скажу.
Кейт не стала настаивать. С Терезой не удавалось говорить напрямик. Всегда загадки. Это Кейт тоже нравилось.
— Кто его сосед?
— Ирландец. Его зовут Винсент О'Ханорахан, и он разговаривает так: «Оделоделоделоделодел». Надо глаза закрывать, чтобы понять, что он говорит, и брюки ему всегда малы. Я была у него в квартире. Он стоял у окна и помахал мне, чтобы вошла. Я вошла, он дал мне печенье с чем-то розовым и кокосом, но назвал это не печеньем, назвал «Кимберли». Я сказала, что это имя девочки, а он сказал, что никогда не встречал девочки с таким именем, и спросил, как меня зовут. У него повсюду картинки с Марией и Иисусом, а в кухне пахло кофеем. Я сказала, что меня зовут Тереза, а он заплакал. Опустил голову на стол и плакал, плакал. Я печенье съела и ушла.
Кейт смотрела на Терезу. Она не могла понять, что в ее рассказе правда, а что выдумка. Потом подумала, что, может быть, все правда. Подумала, что у Терезы все не как у людей. Она посмотрела на окна.
— Слушай, они там смотрят телевизор. — Ее удивило, что кто-то смотрит телевизор в такой солнечный день.
— Это мистер Франк и миссис Франк. Они самые старые в доме. У миссис Франк весь день работает телевизор на полной громкости. Она сидит в большом вязаном одеяле — связала его сама — с цветными квадратиками. Мистер Франк сказал, что она связала его, когда была моложе. Сказал, что не мог понять, для чего она его вяжет. Иногда мистер Франк разговаривает со мной, дает десять пенсов на конфеты и говорит, что я хорошая девочка. А иногда называет грязной чернушкой и паршивой полукровкой и говорит — отправляйся в свои джунгли.
Кейт и Тереза посмотрели друг на дружку и расхохотались.
К ужасу миссис Финнеган, Кейт и Тереза подружились. После эпизода с математикой Кейт увидела Терезу с другой стороны. Она поняла, как скучно Терезе на уроках, что она всегда знает ответ, но не хочет поднимать руку. И сидит с отсутствующим видом, рисует какую-то ерунду, а остальные тянут руки и дают один неправильный ответ за другим. Она видела, что миссис Финнеган смотрит на нее как на что-то, во что она наступила ногой. Она почти поняла теперь, почему Тереза ведет себя так дико.
Сначала Кейт отнеслась к ней немного цинично. А когда поняла, что Тереза не совсем сумасшедшая, пригласила ее к себе на чай. Она подумала: увидит Айви такую нужную подругу-сверстницу и, может, раздумает отправлять ее в Редспун. Но Тереза рассказывала странные истории, у нее были безумные идеи, и она, по-видимому, так же любила бродить одна, как Кейт. Кейт не показала ей свой кабинет и не рассказала об агентстве… но подумала, что когда-нибудь расскажет. Она заметила, что Тереза на редкость наблюдательна.
Сидеть на ступеньках было неудобно, и они вышли на теплое позднее солнце. Кто-то завел Алтею и Донну,6 музыка оглашала пустые улицы. Они шли по газонам между большими домами, мимо лазалки, где застрявший малыш звал на помощь.
Они вышли из микрорайона по мосту над железной дорогой и шли вдоль старой, обветшалой кирпичной стены. Через несколько сотен метров они очутились перед зеленой дверкой в стене и вошли на кладбище святого Иосифа. Церковь и кладбище располагались на крутом склоне. Церковь была на его середине, и сверху к ней вела извилистая тропинка, а снизу — дорога от больших ворот. По обе стороны церкви в высокой траве и бурьяне были беспорядочно разбросаны могилы, какие-то с повалившимися надгробьями, какие-то — с нелепо наклонившимися.
Все могилы были старые — от начала века до 1950-х. Новые занимали только маленький участок за церковью — это были надгробия детей прихода. Блестящие, из черного или белого мрамора, с золотыми надписями и улыбающимися лицами умерших детей в маленьких овалах, они отличались от остальных памятников, замшелых и обвитых плющом. На детских всегда были свежие цветы, каменные мишки и линялые куклы. Среди них была могила Уэйна Уэста, мальчика, которого Кейт смутно помнила по первому подготовительному классу, — он засунул голову в пластиковый пакет и задохнулся. Его каждый год поминали на молитвах в школе и на мессе, но Кейт сомневалась, что он умер именно так. Это была удобная история для поучения других. Кейт ожидала дня, когда учителя предъявят на собрании слепого мальчика, которому выбили глаз снежком с камнем внутри. В школе уже провели беседу о мальчике, потерявшем ногу из-за того, что он играл на железнодорожных путях. Кейт рисовала себе жуткую картину: учителя из школ-соперниц выпрашивают в местной больнице искалеченных детей и объясняют их несчастья озорством. «У меня здесь парализованная девочка — наглядный пример того, как опасно наваливаться на спинку стула». «Этот полуслепой мальчик — наглядное доказательство пользы моркови».
Тереза, по-видимому, проводила много времени на кладбище. Ей нравилась выветренная кирпичная стена, отгородившая его от внешнего мира. Церковь и могилы вокруг были того же возраста, что и квартал, где жила Кейт. Он тоже был островком в окружении новых тупиков и проездов микрорайона. Но на кладбище тебе никто не мог помешать. В будни никто туда не ходил. Приезжал и уезжал священник на помятом «Вольво», но никогда не замечал Терезу, сидевшую под стеной и разглядывавшую филигранные скелетики мертвых листьев.
Сегодня они сидели под конским каштаном возле камня семьи Керни. Родители и трое детей погибли в пожаре в 1914 году. Уцелела только младшая дочь, Мюриэл, дожившая до 1957-го. Ее вечно будет помнить любящий муж Уильям, но признаков его самого тут не было. Тереза встала, подошла к кустам и принялась срывать мелкие красные ягоды.
— Не ешь их, — сказала Кейт. — Могут быть ядовитыми.
— Ядовитые, — ответила Тереза, — но если немного съесть, не умрешь. Я не собираюсь их есть.
— А зачем срываешь?
— От них жутко болит живот и жжет десны.
Кейт подождала дальнейшего объяснения, но Тереза молча продолжала срывать ягоды и класть в карман шорт.
Подумав немного, Кейт спросила:
— Это чтобы школу пропустить?
— Я хожу в школу, когда хочу. Могу прийти сюда и просидеть весь день. — Наполнив карманы, Тереза села рядом с Кейт и выдернула травинку. — Это для отца — он мне не отец, но я должна его звать отцом. Люблю что-нибудь ему сделать.
— Что сделать?
— Что-нибудь вредное. Чтобы он заболел. Чтобы валялся в постели и к нам не цеплялся. К маме. Он мне говорит: «Принеси мне попить, я тут от жажды подыхаю». Я иду и делаю чашку «Лифта» — чайного лимонного напитка, который тебя поднимает как лифт. Он обожает его. Только еще с сахаром — «горячий лимонад», сладкое любит, как маленький. Кладу ему полную чайную ложку «Лифта», две полных ложки лимонной жидкости для мытья полов, три полных ложки сахара, и он пьет, как будто месяц не видел воды.
— Ты его отравляешь! — выпалила Кейт.
— Я его не отравляю. Я его сдерживаю. Люблю раз в месяц его сдержать. Чтобы побыл у себя в комнате. Чтобы дал нам вздохнуть. Он любит рулеты с джемом. На завтрак их ест. И чтобы джема сверху еще добавили. Кричит мне с кровати: «Где мой завтрак, девочка?» Теперь я ему добавлю ягодок в добавленный джем.
— Но разве он не болен?
— Мы слышим, как он кричит у себя в спальне, катается, держится за толстое свое пузо, и включаем телевизор. Мама ведет его к врачу, врач говорит, у него язва желудка — говорит, от пьянства. Доктор глупый… доктор хочет, чтобы он ушел, доктор ненавидит этот район. Мама говорит: «Карл, пожалуйста, умоляю, не пей. Ты убиваешь себя. Что мы будем делать без тебя?» А он бьет ее кулаком по лицу, ломает ей ребра, и я ему еще что-нибудь делаю.