Загляну в «Твою музыку» и посмотрю в секции видео. Никому от этого вреда не будет. Посмотрю мимоходом секцию, но у прилавка справляться не стану. Все равно идти мимо. Это по дороге. Сегодня дел особых нет, куплю газету в «У. Г. Смите»17 и, раз уж я там, загляну в «Твою музыку».
Мог бы купить газету в лавке рядом с домом и сэкономить на автобусе, но никогда не знаю, какая мне нужна, покуда все не увижу, а у «Смита» огромный ассортимент. Вероятно, возьму Mirror, но, по крайней мере, могу выбирать. И попробую нарушить обычай. Как раз это и сказала мне дама в клинике. Она сказала: «Иногда попробуйте себя удивить, нарушить заведенный порядок». Так что сегодня, может, и попробую. Может быть, куплю сегодня «Дэйли глинер», или «Морнинг стар», или лондонскую «Таймс», или манчестерскую «Гардиан». Дама сказала, что мне больше не следует сюда ходить, но, думаю, это не страшно, если я захожу по дороге. Думаю, она сказала бы, что вполне можно заглянуть в отдел мимоходом, если я все равно иду покупать газету… не знаю какую.
Да, я думал, там новое видео, но вижу, что они просто переместили все в секции или же кто-то взял этот эпизод и вернул не на место. Поэтому я задержался — я знаю, что наверху слева корешок всегда желтый, четвертая серия, а там был оранжевый, то есть серия 3. Пришлось остановиться. Иначе бы я не остановился, но там был непорядок, и я мог бы помочь им и поставить кассету туда, где ей положено быть. Я думал, это новое видео, новый выпуск, но я помню, они сказали, что их больше нет. Это сказали в прошлый раз. Сказали, что мне нет смысла справляться каждый день, новых эпизодов не ожидается. Я и не буду справляться у прилавка, не буду спрашивать, выпущено ли что-то новое, потому что в прошлый раз сказали, что больше их не будет.
Тем более не стоит спрашивать, потому что за прилавком эта рыжая девушка. Я слышал прошлый раз — она вздохнула. Она была груба со мной. Она не имеет права быть грубой, я покупатель, и мне позволено спрашивать о новых выпусках. Она была груба со мной. Она ничего не сказала, но я видел ее взгляд и, когда она вздохнула, все понял. Не буду ее спрашивать сегодня. Она может увидеть меня здесь и подумать, что я подойду и спрошу, но я ей покажу, что она меня совсем не знает, я больше спрашивать не буду. Иду покупать газету. Еще не знаю какую. Куплю газету и на обратном пути, когда пойду на автобус, может быть, пройду здесь. Она может оказаться на обеде. Может, будет парень с больными ногами, он никогда не грубит. Да и знает, я думаю, больше нее.
19
Когда Курту было одиннадцать лет, вечерами по пятницам он оставался один дома. Родители уходили в клуб, старшая сестра убегала к лучшей подруге, а он съедал все чипсы и шоколад, все, сколько мог вместить. Лежал на диване в кроссовках, нелегально поставив стакан с кока-колой на матерчатый подлокотник, и смотрел «Профессионалов». Но за звуками телевизора слышались другие звуки — тиканье часов, гудение холодильника, внезапные скрипы лестницы, — и было полное ощущение, что дом наблюдает за ним. Он ходил по комнатам, зажигал свет, иногда кричал, но враждебность не исчезала. Тогда он ложился в постель, задремывал, просыпался, ждал, когда в замке повернется отцовский ключ, и знал, что за ним наблюдают, даже когда он под пуховым одеялом. Неумолимое присутствие чужого давило на него.
Наутро он рассказывал маме, как Боди разбил еще одну машину, на линолеуме в кухне воспроизводил некоторые движения Дойла18 и ничего не рассказывал о доме, о шумах и о своем страхе. В следующую пятницу все повторялось.
Когда ему было двенадцать, семья переехала в новый дом, и все прекратилось. Но теперь, в тягучие мертвые часы между тремя и пятью, сидя в одиночестве перед мониторами, он слышал иногда шум за спиной или отчетливо ощущал запах Нэнси в комнате, и тягостное чувство возвращалось.
Курт ел сэндвичи с сардинами и томатной пастой и смотрел на свое отражение в темном стекле. Непонятно было, сильно ли он изменился внешне после смерти Нэнси; волосы как будто прежние, разве седины чуть прибавилось, лицо все такое же обеспокоенное, может, чуть больше прежнего. Он посмотрел на свои туфли и задумался, понравились бы они ей или нет. Никогда нельзя было угадать. Грань между тем, что Нэнси обожала, и тем, что она терпеть не могла, была для него невидима. Он неуверенно брал в магазине джемпер, а она, отпрянув, шептала: «Посмотри на эти швы!» Нэнси говорила, что Курт не понимает тонкостей. Курт говорил, что Нэнси сумасшедшая и всегда выдвигает какие-то нелепые, фантастические претензии. Однажды купленную им блузку вернула потому, что петли для пуговиц были прорезаны под неправильным углом.
Курт подозревал, что допустил какую-то ошибку, купив эти туфли, — он не был уверен, что дырки для шнурков расположены правильно. Он уже не доверял собственным оценкам, а положиться было не на кого.
Войдя в торговый зал, Лиза заметила, что в магазин загроможден альбомами «Величайшие хиты „Куин“» — теперь их было двенадцать упаковок. Утром было четыре, и она считала это перебором, но в краткой и красочной беседе с Кроуфордом выявилась разница во мнениях по этому вопросу.
Она подошла к прилавку с пятиминутным опозданием — надо было отпустить Дэна на обед. Первым покупателем была женщина с высоко нарисованными на лбу бровями.
— Деточка, — сказала она, — не откажите посмотреть для меня, где этот альбом «Куин».
Лиза отвела ее к одной из восьми упаковок и, возвращаясь к прилавку, подумала, что женщина, возможно, слепая, тогда понятно, почему у нее не на месте брови. Иногда ее удивляло, что некоторые люди предпочитают быть слепыми. «Не откажите посмотреть» она слышала по нескольку раз на дню и не понимала, почему зрительное восприятие требует таких усилий. То ли крайняя лень заставляет людей просить кого-то другого употребить глаза вместо себя, то ли они убеждены, что зрение имеет ограниченный ресурс, и не хотят его расходовать.
Час прошел в обычной субботней запарке у кассы. Телевизионная рекламная кампания творила свои темные чудеса, и каждый второй покупатель подходил с «Величайшими хитами». Вчера вечером у них дома кто-то видел свежую рекламу альбома, существовавшего уже много лет, и теперь они должны были его иметь. Ей было страшновато наблюдать эти массовые приливы и отливы, работать на фронте внушений и манипуляций.
Лиза на автопилоте обслуживала покупателей, а освободившиеся мысли, как всегда, блуждали. Последнее время она часто думала о брате — может быть, потому, что приближалась двадцатая годовщина, а может, это был естественный цикл сознания. Она пыталась вызвать к жизни его лицо среди толпы покупателей, но вспомнить его черты было трудно, да и невозможно представить себе, как он выглядел бы сегодня.
Большинство людей думает, что человеку трудно исчезнуть совсем и такие случаи редки. Они верят, что рано или поздно он возникнет — живой или мертвый, химически или религиозно преобразившийся. Но Лиза столкнулась с этим дважды в жизни. Сперва Кейт Мини, а потом, вскоре, ее собственный родной брат.
Для Лизы исчезновение не было чем-то невообразимым: всегда есть вероятность, что из твоей жизни кто-то внезапно исчезнет. Если ее любовник Эд поздно возвращался из клуба, она думала, не навсегда ли он пропал, не провалился ли в трещину в мире, чтобы больше не появиться. И самое ужасное — она не была уверена, что действительно это почувствует: бо́льшую часть времени его присутствие никак не ощущалось. А вот отсутствие брата было невыносимым. Как будто часть ее самой отвалилась, оставив открытую рану. Реакция ее была такой же, как у отца, — она заползла в уголок жизни и спряталась. Они старались занимать себя делами и не думать об Адриане. Лиза каждый день тащилась в школу, делала уроки, говорила по-французски, когда ее спрашивали, в автобусе сидела особняком. Отец обслуживал покупателей, ездил к оптовикам, пересчитывал столбики монет на кухонном столе, открывал коробки с чипсами. Мать же, духовно родившись заново, посвятила себя Христу и недостоверного вида священнику из соседней церкви.