26
Лиза сидела в кресле Кроуфорда и не ожидала ничего хорошего от следующего получаса. В дверь постучали, и вошел Стив, переменчивый любитель легкой музыки. Человека, хуже сочетающегося с его любимым жанром, трудно было себе представить.
Стив. Лиза, хочешь со мной сейчас поговорить?
Лиза. Да, Стив. Попрошу Майка подменить тебя за прилавком.
Стив. Это про то, что случилось позавчера?
Лиза. Да.
Стив. Хорошо, хорошо. Дай мне взыскание или еще что, я со всем согласен. Я не хочу потерять работу. Я работаю, я стараюсь. Я нормально веду секцию, но некоторые люди, Лиз, они играют с нами, понимаешь меня? Они издеваются.
Лиза. Знаю, знаю. Но, по-моему, ты не должен принимать это так близко к сердцу.
Стив. Это первый такой случай.
Лиза. И да и нет. Да, ты действительно ударил покупателя впервые, но отнюдь не впервые позволил себя спровоцировать.
Стив. Я его не ударил. И пытался объяснить это чертову подлецу, когда он орал, что на него напали. Я сказал: «Братан, если бы я на тебя напал, ты бы это почувствовал».
Лиза. Послушай, Стив, послушай. Мы можем говорить о происшествии до завтра, но давай согласимся с самого начала: это не первый случай, когда ты был несколько раздражителен с покупателями. Иначе честного разговора не получится. Ты согласен?
Стив. Лиза, я всей душой. Я говорю: я люблю свою работу. Я благодарен, что ты меня песочишь, а не Кроуфорд. Я понимаю, что это ты, наверное, убедила его не увольнять меня сразу. Но не думаю, что могу с тобой согласиться. Я бы охарактеризовал себя как исключительно терпеливого работника.
Лиза. Стив, вспомни, мы часто обедали вместе; вспомни, я часто ела свой сэндвич, пока ты выпускал пар, порой по целому часу. Ты помнишь того человека на прошлой неделе?
Стив. На прошлой неделе было много людей. Каждую неделю много людей приходит с желанием что-то доказать Стиву.
Лиза. Правильно. А сейчас речь о том человеке, который искал диск Рэя Кониффа.29
Стив. А, да. Да. Как раз то, о чем я говорю.
Лиза. Нет, это я как раз об этом говорю. Ничего там особенного не было, у тебя началась паранойя.
Стив. Лиза, он следил за мной, следил, как я снимаю этот диск с полки и кладу в ящик, чтобы вернуть компании. Следил, как я складываю еще сотни дисков сверху, потом смотрел, как я тащу этот тяжеленный ящик к лифту — а он ждет и ждет и, когда я возвращаюсь с дрожащими от тяжести руками, спрашивает, если ли у нас «Счастливый звук Рэя Кониффа» Рэя Кониффа.
Лиза. Слушай, Стив, я видела вмятину в стене задней комнаты. Ты слишком остро реагируешь. Тебе потом бинтовали руку…
Стив. Верно. Но я ударил в стену, а не по лицу. «Исключительно терпелив».
Лиза. Это подразумевает большую агрессивность, Стив.
Стив. Слушай, Лиза, дай рассказать тебе про этого типа. Я расскажу тебе, как все было. Клянусь, я не нападал на него. Он подошел и сказал, что я вряд ли смогу помочь, что он, вероятно, зря тратит время, годами разыскивая эту песню — слышишь, Лиза, запомни «годами»! — мелодию, которую всегда напевал его отец, всегда одно и то же место. Папа умер много лет назад, и теперь он хочет подарить эту песню маме на восьмидесятилетие, потому что она всегда хотела услышать ее целиком. Я подумал: хороший человек, хочет порадовать маму. И сказал: «Значит, не знаете ни певца, ни названия». Он говорит: «Да, думаю, это безнадежно, знаю только строчку». Я говорю: «Коль скоро вы здесь, скажите мне эту строчку», — и он говорит: «Строчка такая: „Пустяки в субботу танцы“».
Лиза. Так.
Стив. Да, Лиза. Это поразительно. Вот почему я обожаю мою работу, почему дорожу моей работой. Он мог спросить кого угодно в магазине об этой строчке, да думаю, кого угодно в «Зеленых дубах», и никто бы не догадался. А я сразу понял. Не только знал ее — я понял, что он неправильно ее расслышал. Потому что сам когда-то именно так ошибся. Не «Пустяки в субботу танцы», а «Пропустил в субботу танцы». Понимаешь?
Лиза. Я тоже не узнала бы.
Стив. Ну да. Большинство не узнало бы. Но я не большинство. Я люблю мою секцию, это музыка, на которой я вырос. Я говорю ему: «Она называется: „Больше не хожу“, ее записывали разные музыканты». По-моему, она у нас есть в исполнении вокального квартета «Инк Спотс». Признаться, я воспарил. Он искал эту песню «годами». Его мама обрадуется. Достаю диск «Инк Спотс» — да, вот он, в заднем ряду. Диск дешевый, пять фунтов девяносто девять, все замечательно. Даю ему, а он говорит: «Пять девяносто девять за одну песню!» Ты представляешь? Не «спасибо». Не «мама умрет счастливой», а «пять девяносто девять за одну песню»?
Лиза. Ясно.
Стив. И я говорю: «Это не одна песня, это альбом. Может быть, вашей маме понравятся и другие песни», — а он мне: «Черной группы?! Не думаю».
Лиза. Черной группы? Мило.
Стив. Именно. Потом говорит: «А у вас нет сингла?» Слыхала? Тридцать секунд назад он всю жизнь искал хотя бы название, а теперь ему нужен сингл. Я говорю, все еще очень спокойно: «Песня вышла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, и понятно, что у нас нет синглов того времени». И тут он начинает со мной играть. Усмехается как бы с горечью и говорит: «Выходит, не такой уж у вас супермагазин, а?» Ты представляешь, Лиза? Он из ада прислан? Ну хорошо, я немного опешил от этой…
Лиза. Немного опешил? Всего-то?
Стив. Конечно. Сунул ему этот диск и сказал: «Я думаю, вам надо взять эту пластинку, идите к кассе и купите». А он отвечает: «По такой цене? Это грабеж среди бела дня!» Ну, я, наверное, сунул еще раз, как бы в грудь — ладно, может, чуть выше, куда-то в область лица, — и сказал, наверное, чуть настойчивее: «Покупайте». И тут он закричал, что на него нападают, и стал жаловаться, будто бы я веду себя угрожающе.
Лиза. Понятно. Слушай, Стив, я все понимаю, но боюсь, что пора подумать о переводе.
Стив. Нет, нет, Лиза, только не это. Не отправляй меня на склад. Я не такой, как они.
Лиза. Перестань, Стив, ты отдохнешь от покупателей. Это тебе же на пользу.
Стив. Лиза, я ведь не такой, как эти уроды. Они даже говорить не могут, лопочут, как в «Над кукушкиным гнездом». У меня есть подход к людям, я король обслуживания. Не отправляй меня туда.
Лиза. Прости, Стив, это не в моей власти. Месяцев на шесть. Не привлекай к себе внимания; не заметишь, как время пройдет. Я буду тебя навещать.
Стив. О Господи, помоги мне.
Ночное дежурство Курт начал с обхода главных галерей. Гэвин остался в дежурке слушать шипение атмосферных помех. Когда Курт впервые услышал это непрерывное потрескивание и шипение в рации Гэвина, он решил, что рация испорчена, и посоветовал ее заменить. Но Гэвин сказал, что она в полном порядке. С тех пор Курт не раз видел, как Гэвин сидит в дежурке, завороженный тем, что слышится ему в белом шуме.
Теперь, работая в паре с Гэвином, Курт все больше предавался игре воображения. Хотя недавно Гэвин расширил свой репертуар, включив в него сведения по истории европейской архитектуры, время от этого не потекло быстрее. В прошлом году он побывал в туристической поездке по замкам и церквям Германии, и, выслушивая важнейшие данные о памятниках и зданиях, Курт чувствовал, как в нем слабеет воля к жизни. Курт пытался создать место в голове, где он мог спрятаться от потока фактов. Иногда он воображал себя невидимкой, иногда притворялся, что Гэвин вымысел, плод его фантазии. На прошлой неделе он погрузился в мысли о том, долго ли сможет оборонять «Зеленые дубы» в случае осады. Фантазия оказалась такой детальной и увлекательной, что теперь каждую ночь, обходя центр или даже сидя в дежурке, когда Гэвин сыпал цифрами из вращающегося кресла, он мог ретироваться в какой-то новый уголок расчетов и планов обороны. Каждую ночь он что-то добавлял к плану, и каждую ночь проигрывание тактической задачи длилось чуть дольше.
29