Скажите иному мужику: «Все красавицы в мире – твои», и по его реакции вы не усомнитесь, что это для него самое большое в мире добро. Но добро ли это?
Для очень многих людей добро – это много денег. Но дайте человеку миллиард, и вы погубите его жизнь. А, может быть, и не погубите. Но у вас в любом случае будет повод задуматься: неограниченный доступ к материальным благам, это добро или нет?
В акунинском «Статском советнике» между Пожарским и Фандориным происходит интересный диалог:
– Как вы думаете, Фандорин, кто мы такие?
– Полагаю, охранители добра.
– Вот именно! Охранители добра! Поколения наших предков скопили много-много добра, а мы с вами это добро охраняем.
Язык безжалостно фиксирует народные представления о добре. Если «безо всяких философий», то добро – это материальные ценности. Сравните с приевшимся лозунгом: «Добро пожаловать». Изначальное его значение очевидно: некий князь, встречая гостя, приказывает слугам пожаловать, то есть подарить ему некое «добро» – может шубу, а может – кошель с золотом. Вот вам и все «общепринятые представления о добре».
Смысл понятия «добро», который кажется нам очевидным и само собой разумеющимся, на самом деле очень условен и относителен. То есть условны и относительны наши представления о добре. То есть они недостаточны. Они очень субъективны. Неужели не существует объективного, абсолютного критерия определения того, что есть добро?
Кто-то скажет: «Зачем мудрить? Неужели не достаточно просто быть хорошим человеком? Неужели надо обязательно задумываться о вторых и третьих смыслах добрых дел?» Конечно, можно, ни о чем не задумываясь, просто быть хорошим человеком. А можно бездумно попасть в такую ловушку, что потом будешь рвать на себе волосы и дико выть: «Я столько зла натворил, но ведь я же хотел только добра». Сколько человеческих судеб оказалось покалечено под лозунгом: «Мы хотели тебе добра». Четкое представление о добре необходимо для того, чтобы этого избежать.
Фандорин уверен, что служит добру, потому что ловит преступников, а они – носители зла. Но его главный антагонист Грин тоже уверен, что служит добру, потому что хочет избавить Россию от кровопийц-эксплуататоров, а они – носители зла. И вот два нормальных мужика сживают друг друга со света и каждый – во имя добра. Как же мы определим, чьё добро добрее? То, в котором меньше примесей зла? Но примеси зла есть в любом человеческом добре, а больше или меньше – практически невозможно определить, во всяком случае, процесс подсчета будет очень субъективен.
Мы не можем определить добро, как отсутствие зла, потому что круг замкнется: зло – это отсутствие добра, а добро это отсутствие зла. Но всё-таки давайте попробуем дать определение «от противного», потому что в этом случае получим возможность опереться на «общечеловеческие ценности». «Что такое плохо» – это ведь всем известно, это зафиксировано в уголовном кодексе любой страны. Не делай ни чего из того, о чем гласит уголовный кодекс, и будешь на стороне добра.
И тут мы убеждаемся, что общечеловеческих ценностей на самом деле очень мало. Весьма немногие поступки подлежат безусловному осуждению со стороны всех людей, независимо от религиозных и политических убеждений или национальных традиций. Убийство, кража, разновидности насильственных преступлений. Пожалуй, всё. Но даже эти, казалось бы, общепризнанные отступления от принципов добра, на самом деле очень условны.
Как быть с убийством на войне? А с убийством по приговору суда? А с убийством при самообороне? А с убийством ради предотвращения массовой гибели людей? А с убийством во имя высшей цели? На эти вопросы существует бесчисленное количество точек зрения. Значит, отказ от лишения человека жизни не есть абсолютное добро. Это как посмотреть.
Кража. А как быть с военной добычей и трофейным правом? А как посмотреть на «экспроприацию экспроприаторов»? Прудон считал, что любая собственность – это кража. Он либо прав, либо нет. Опять всё зависит от точки зрения.
Изнасилование. Есть традиции согласно которым для заключения брака согласия невесты не требуется. Но если женщину имеют без её согласия, так это и есть изнасилование. Но любая традиция олицетворяет собой добро. Значит, и на изнасилование можно посмотреть, как на добро. («Сама же потом спасибо скажет») А разрешение мусульманину иметь неограниченное количество наложниц? Наложницы – рабыни, рабынями по доброй воле не становятся, значит любая наложница есть жертва изнасилования, одобряемого религиозной и национальной традициями, которые фиксируют представления о добре.