А может, пронесет и, заимев более сильных друзей, мы просто станем сильнее? А может и не пронесет. Это принципиально неизвестно, потому что мы ни чего не можем знать о той внеземной цивилизации, контакта с которой так усердно ищем. Это же полная безответственность – стремиться к тому, последствия чего непредсказуемы. Когда дети играют со спичками, они вообще не представляют себе возможных последствий. Может, и не будет ни каких плохих последствий, поиграют, да и всё. А, может, дом сгорит. Так что взрослые на всякий случай прячут спички от детей. А когда в роли наивненьких детишек, вообще ни чего не знающих о жизни и совершенно не способных задумываться о последствиях своих действий, выступают «передовые ученые», просто даже не знаю, кто бы мог отобрать у них спички.
Страшного-то на самом деле ни чего не будет, потому что ни какие контакты ни с каким внеземным разумом принципиально невозможны. Но раз они ищут этих контактов, значит, считают их возможными, и это наглядно демонстрирует степень их безумия.
Скажут: ни чего не поделаешь, так уж человек устроен, в нем заложено непреодолимое стремление в неизведанное, он всегда будет рваться за горизонт. И тут мы в очередной раз убеждаемся, что из великого множества цивилизаций, когда-либо существовавших на земле, так безумно устроена одна единственная, романо-германская. Не надо приписывать иррациональность и неадекватность европейцев всему человечеству. Ни кто, кроме европейцев, ни чего не делал, предварительно не ответив на вопрос: «Зачем?» Ни кто, кроме европейцев, не рвался «за горизонт», к неизведанному, просто потому, что в этом нет ни малейшего смысла.
Европейцы веками рвались в Индию так, как будто без Индии не было им в жизни ни какого счастья. Это началось ещё с Александра Македонского. Впрочем, уже Александр выяснил, что если идти пешком, расходы на обувь получаются неприемлемо высокими. Тогда решили морем, и долго бились головой об Африку, как рыба толстолобик о борт корабля. Потом Васко да Гамма прорвался, но опять вышло длинно, и тогда Колумб решил подойти к Индии с другой стороны – Америку открыли благодаря стремлению в Индию. Выяснили, что «с другой стороны» ещё длиннее, и тогда прорыли Суэцкий канал. На некоторое время полегчало. Потом корабли стали быстроходнее и надежнее, потом появились самолеты и белый человек успокоился. «Индия наша».
Мы привыкли воспринимать это как нечто вполне естественное, но давайте посмотрим на дело непредвзято и спросим себя, почему Европа так остервенело, так исступленно рвалась в Индию? Выгоды торговли, жажда наживы? Да что уже совсем не с кем было, кроме Индии, торговать, и наживаться было вообще больше не на чем? Не жажда наживы гнала в смертельно опасные плавания Диасов, да Гамм, Колумбов. А, может быть, без колониальных товаров жизнь казалась им лишенной смысла? Но в Индии нет ни чего, что было бы жизненно необходимо европейцам, лишь некоторые специфические излишества. Так почему? Да потому что классический европеец рождается с шилом в заднице и очень этим гордится. В этом и правда есть что-то романтически завораживающее: «Вперед и только вперед, навстречу неведомому вопреки всему и не смотря ни на что». И не понятно зачем. Некогда остановиться , присесть, подумать о смысле. А отдать жизнь за прорыв в неведомое – легко. Мы умеем умирать, сожрав последние сапоги.
Как же так получилось, что у европейцев выросло шило в заднице? Не всегда ведь такими были. Арминию Германцу ни чего в этой жизни было не надо, кроме Тевтобургского леса. Но мы вряд ли знаем, что было у Арминия в душе. Вообще-то стремление к прорыву в неведомое – врожденное, естественное свойство человека. В нормальном варианте оно реализуется через религию. Любая религия предлагает человеку путь в мир иной. И хотя множество религий предлагает человеку множество ложных путей, но общая правда в том, что точку прорыва надо искать в глубине своей души. Шило должно быть в душе, а не в заднице. А Европа, по мере развития материалистического восприятия, стала всё реже вспоминать о душе, пока наконец совсем о ней не забыла. Естественное стремление в неведомое стало противоестественным, когда его перемкнули на материальный мир. Стремление из мира материи прорваться в мир духа, куда ведёт только мистика, трансформировалось в стремление прорваться из одного сегмента материального мира в другой сегмент мира столь же материального, куда уносили сначала каравеллы, а потом космические корабли.