Когда ему было двадцать три, его отправили на год в командировку в Союз. До сих пор обидно, что тогда он был совершенным щенком. Время текло сквозь пальцы, а он мирно прозябал, изумляясь всему понемногу — ни дать ни взять корова на летнем лугу…
Теперь — совсем другое дело. Теперь все будет по-настоящему!
Петер выбросил окурок в окно. Сосало под ложечкой. Поужинать накануне не пришлось. Если бы кофе! Хорошего, крепкого кофе!
Марта заглянула в дверь, потом вошла.
— Как спалось? Кофейку не желаете?
— Не дразнитесь, а то укушу.
— Охота была дразниться! Вы повыше, снимите-ка вон ту сумку! Давайте, давайте!..
Петер достал сумку. Оттуда выглядывал термос. Марта удовлетворенно прищелкнула языком. Отвинтила крышку. Понюхала.
— Обалдеть! Даже не остыл… Давайте вы первый. Сахар там есть…
Мужчина с наслаждением отхлебнул. Отличная мысль! Как ему не пришло в голову?
— Вы что припасли на дорогу? — поинтересовалась Марта, протирая крышку термоса салфеткой.
— Консервы… несколько банок, салями, еще какую-то колбасу, — принялся перечислять Петер. — Откуда мне знать, что может понадобиться в таком путешествии…
— Тоже мне наука! И этим вы думаете питаться две недели?
— В качестве дополнения… говорят, у итальянцев вполне сносная кухня.
— Ну да, очень даже сносная! Только не для нашего кармана. Приличный обед — примерно две тысячи лир. Посчитайте-ка! Проедите все деньги за десять дней. А как насчет платы за жилье?
— О господи, — разозлился Петер, — будет вам каркать, Мартушка… Все время деньги да деньги… разберусь как-нибудь…
— Помянете меня, как останетесь без гроша… Хоть бы спиртовку догадались захватить. Как по-вашему, отчего у меня чемоданы не в подъем? — Марта застелила свободное сиденье салфеткой и открыла две баночки паштета.
— Золото небось контрабандой везете, — пошутил Петер.
— Золото!!! Гуляш, тушеные легкие с кислой подливкой, фаршированный перец, уха, говяжье жаркое — все консервы, которые можно разогреть… Да еще картошка и лук.
Она сунула Петеру кусок хлеба, густо намазанный паштетом и украшенный сверху паприкой.
— Ешьте, а то нехорошо — кофе на голодный желудок!
— Картошку? — переспросил Петер и безудержно расхохотался. — В Рим — картошку и лук? — Он поперхнулся и закашлялся.
— Смотрите не задохнитесь! — Марта не выдержала и тоже рассмеялась. Зубы у нее были красивые, белые.
— Картошку в Италию… ой, не могу!..
Женщина внезапно нахмурилась.
— Ну и будет. Венеция уже скоро, так что недолго вам терпеть мои пролетарские замашки.
— Марта… мне это очень нравится!.. — весело сказал Петер и потянулся к Мартиной руке.
— Вам-то что, вам можно… Делаете все что вздумается… Вы сюда отдыхать приехали, развлекаться. А я пять тысяч форинтов выбросить не могу. Дети с самого Рождества слышат: нету, ничего нету, вот погодите, съезжу в Италию… Вы сами себе хозяин. А я одна тащу всю семью.
— Ну да, конечно же, вы правы, — успокаивал ее Петер, — что же мне уж и посмеяться нельзя?
— Почему нельзя? Смейтесь себе на здоровье. Думаете, меня для такой жизни растили? У меня, если хотите знать, аттестат есть! — Марта выдержала многозначительную паузу. — В Софиануме училась, не где-нибудь! Понятно, надеюсь, что это такое? Монахини и фортепьяно… А вышло так — и ничего не попишешь! Мужа моего в метро задавило… Восемьсот шестьдесят форинтов в месяц, инвалидность — семьдесят пять процентов. Прибавьте троих детишек-школьников, а потом уж говорите: деньги, мол, одни на уме.
— Вы очень славный и умный человечек, — успокаивал Петер. — Я совсем не хотел вас обидеть. Обстоятельства вас прямо-таки обязывают…
— Тащить картошку в Италию… не беспокойтесь, это я и без вас знаю. Но поглядеть кой-чего мне тоже охота… чего-нибудь… Я же не варвар все-таки…
Марта вытащила зеркало и спустила прядку на лоб.
Петер тем временем предался размышлениям о собственной жизни. Холостяцкая квартира. Книги. Полки от пола до самого потолка. Слева большая картина, написанная маслом. Купил в рассрочку перед отъездом. И никто не потребует отчета. В крайнем случае, если придется, посидит на хлебе с маслом. Тетушка Кати стирает, гладит, прибирает — словом, делает все, что нужно. Обед — в заводской столовой, а по воскресеньям — в «Бороштяне». Ужин приносит дворничиха. С одеждой у него не слишком. Но это его мало волнует. Внешние детали перестали его занимать лет этак в двадцать.
А тут — пятеро на каждый кусок! Это же ад кромешный, а не жизнь. Сколько можно заработать в такой вот распивочной?