— Да кто ж тебя держал? — огрызнулся Петер и шагнул через порог. Марта за ним.
— И ты еще спрашиваешь? — Веки у нее покраснели. — Да я б давным-давно уехала, кабы ты не начал… тогда, на корабле…
— Сучка не захочет… — Петер пожал плечами и встал в очередь за билетом. Марта — за ним, вплотную. — Ты сама была очень не прочь. Муж-то у тебя калека, ничего не может.
— Очень любезно, нечего сказать, — прошипела ему в ухо Марта. — Я, выходит, поблагодарить должна?
— Нет! Только не пытайся все свалить на меня! Десять дней я проболтался в Венеции без всякого смысла… Голуби, Лидо, жара…
— Вот деньги, купи мне тоже! Ты думал, я снаружи останусь? Я тоже красивые картины люблю… и нечего тут смеяться! И в море ты купался, да не где-нибудь, а на самом что ни на есть модном пляже!
— Ну да, — сказал Петер. Тем временем они вошли в лифт. — Это тоже была твоя идея. А я все время трясся: вот-вот билет спросят.
— Будто я виновата, что мы — белые вороны… Меня саму зло берет на весь этот шик да богатство… Одни машины чего стоят! В барах сиденья подвесные… мятный напиток в шариках стеклянных… со льдом…
— Знаю… не утруждай себя. Кондиционеры, двухэтажные автобусы… Такие, как ты, ничего другого не видят!
— А ты-то, ты-то что видишь? — злобно поинтересовалась Марта. Они вышли из лифта и остановились у входа в огромную галерею.
— И я ничего другого не видел… не вышло, — с горечью ответил Петер. — Я-то думал, хоть во Флоренции, пусть не один, но по крайней мере спокойно… Подумать, открыть пошире глаза. Кто я такой? Кто такие те, кто живет рядом со мною? — Он уставился на белую статую, на гладкое тысячелетнее лицо.
— Какой-то ты все-таки ненормальный, — заключила Марта. — Экзальтированный какой-то… Делать тебе нечего, вот и психуешь. Мы так и будем здесь стоять?
— Боже мой, до чего же женщины глупы! — воскликнул Петер, размахивая руками. — У духа тоже есть свои законы, у духовного бытия… особые законы, вот их-то я и хотел…
— Духи? Ну как же, понимаю и не делай большие глаза. Это что, обязательно здесь надо? Дома времени не хватает?
— Это возможно только здесь, и нигде больше, — вскричал Петер, срываясь с места.
— Да про что ты ладишь все время, никак не пойму? Чего тебе надо познать? Гниющий капитализм? — Марта в недоумении покачала головой. — Так ведь мы и забастовку видали, если это твой интерес. Мог бы и сам знать: сливки они только сверху…
— Чушь! — Петер остановился перед входом в первый зал. Старые итальянские мастера. — Идиотское, бессмысленное путешествие!..
— Это для кого как, — упрямо сказала Марта. — Сливки, они только сверху, но если успеть их снять, то кому какое дело, что там, на донышке? Это ведь тоже философия, приятель, хоть и попроще да попонятней твоей…
— Правильно, — уныло пробормотал Петер. — Теперь уже все равно.
— И потом, — победоносно продолжала Марта, прислонившись к колонне, — без меня ты так или иначе не смог бы пальцем пошевелить… Всякие там духовности… в облаках витать — это пожалуйста, но тут…
— Все верно, — сказал Петер и отпихнул Марту. — Довольно. У меня осталось полчаса. Заткнись, сделай милость.
Они вошли в зал. Петер отыскал путеводитель и принялся нервно перелистывать страницы. На каталог не осталось денег.
— Заткнуться… — сдавленно прошептала Марта. — А по какому праву ты вообще-то мне тыкаешь? Только потому, что пару раз… У меня, между прочим, семья, младшая дочка — отличница… С ног сбиваюсь, чтоб они ни в чем нужды не знали… Я бы, может, тоже не прочь в гондоле покататься да на пляже поваляться… и собой бы занялась…
— Тебе ведь ничего больше не надо, правда? Предел мечтаний! Убогая программа. — Петер лихорадочно перелистывал страницы, слюнявя время от времени палец. — Этот раздел пропущен? Ну и черт с ним, все равно невозможно на бегу, в последнюю минуту…
Марта примолкла.
Они обошли зал. Петер рассматривал картины вблизи, потом отходил подальше. Марта повторяла все его движения, подобно тени.
— Это все не то, не то… — бормотал Петер. — Сейчас будут Боттичелли, Тициан…
Они переходили из зала в зал. В четвертом зале Марта сжала виски руками.
— В глазах темно… сейчас в обморок упаду. Святые, святые, все с нимбами, рожи каменные… Зачем притворяться?
— Обождите снаружи, — грубо рявкнул Петер. — Вы…
И с презрением махнул на нее рукой.
Женщина вздрогнула и быстрым шагом пошла прочь. «Вы» — вот что обидело ее сильнее всего. Выходит, она ему чужая, хоть они и спали вместе!