— Вот почему вы не хотите, чтобы Гретхен очнулась, Элис? — спрашивает медсестра.
Я издаю сдавленный звук. Меня наконец прорывает.
— Я этого совсем не хотела.
— Конечно не хотели, — мягко произносит медсестра. — Ваши чувства вполне понятны и нормальны, Элис.
Нет, не нормальны! Ничего тут нет нормального — совсем ничего, — все черт знает как перепуталось! И как она только может говорить, что мои чувства нормальны?
— Вы правы, — продолжает медсестра таким тоном, словно крадется за агрессивной кошкой, которую хочет усадить в сумку-переноску. — Это вовсе не значит, что вы плохой человек. Очень трудно видеть, как кто-то, кого вы любите, страдает, что ему больно.
Она придвигается ближе ко мне. Неожиданно я чувствую себя совершенно изможденной. Мне хочется, чтобы все закончилось. Я больше не могу. Мне так жаль, так жаль…
— Я думала… а она все так замыслила, а я ей говорила, что это глупо, что так нельзя. — Я пытаюсь подобрать слова, задыхаюсь и дрожу. — Она сказала, что все равно сделает это и я должна ей помочь… она проглотила эти таблетки… но я ничего не сделала. Она ждала, а я ничего не делала, я просто сидела и… — Я судорожно вздыхаю. — О господи, господи… она все время так… Делала больно себе и тем, кто ее любит. Неужели обязательно нужно было поступать так с нами?
Я в ужасе смотрю на медсестру.
— Гретхен попросила вас помочь ей умереть? Поэтому вы не хотите, чтобы она пришла в себя. Боитесь, что все станет известно?
Я отчаянно трясу головой.
— Нет! Она…
И тут я слышу, как открывается дверь. Медсестра оборачивается, и я слышу мужской голос. Это Том.
— Она здесь? Эл!
— Я здесь! — в отчаянии откликаюсь я.
Медсестра отворачивается от меня. Том открывает нараспашку дверь кабинки.
— Все хорошо! — говорит Том. — Сигнализация сработала, потому что она пошевелила головой, но это хорошо, милая, это очень хороший знак. Не бойся! Все будет хорошо.
Он встревоженно смотрит на меня.
Я всхлипываю и запрокидываю голову. Я всеми силами стараюсь взять себя в руки.
— Мне так жаль! — выкрикиваю я, и слезы снова застилают мне глаза.
— Не говори глупостей! — говорит Том. — Ты измучена, ночь на дворе… Пойдем. Вернемся со мной в палату.
Я не могу! Она вот-вот очнется! Но и здесь я оставаться не могу… с этой медсестрой.
Том протягивает мне руку. Не глядя на медсестру, я прохожу мимо нее и поспешно выхожу из туалета. Я гадаю, какие у нее мысли и кому она теперь все расскажет. Но ведь я на самом деле ни в чем не призналась. Чуть было не призналась, но… не до конца.
Слава богу, что на свете есть Том.
Глава 18
Возвращение в палату превращается в долгую пытку. Я переставляю ноги и смотрю, как они движутся. Я понимаю, что Гретхен еще не может сидеть на кровати и говорить. Наверняка она будет заторможенной и вялой, но довольно скоро поймет, где находится. Я должна идти, я должна…
Мы поворачиваем за угол. Бэйли вернулся; он с серьезным видом слушает немного усталого врача и кивает:
— Понимаю, понимаю.
Вид у врача профессионально-отстраненный. По его взгляду трудно что-то понять, но молодая новая медсестра при нем преодолела прежнюю робость и теперь ведет себя более уверенно. Видимо, этот врач — местное светило. Врач бросает взгляд на Гретхен и говорит о ней. На мое счастье, она опять лежит неподвижно, и у меня почему-то возникает такое чувство, что врач воспринимает физическое проявление каких-то симптомов раздраженно. Гретхен для него — всего лишь очередное тело, масса клеток. А мы все ему только мешаем.
— Что ж, пожалуй, вот и все, — говорит доктор и заглядывает в историю болезни. — Спасибо, сестра. — Он протягивает историю болезни медсестре с таким видом, будто это бокал мартини.
Врач готов выйти из палаты, но Том четко и решительно произносит:
— Простите. Значит, Гретхен стало лучше по сравнению с тем, что было раньше?
Врач смотрит на Тома так, словно к нему в гольф-клубе подошел кто-то, смутно знакомый, но он никак не может вспомнить, что это за человек и как его зовут. При всем том он абсолютно уверен, что этот человек явно не стоит его внимания. Врач вопросительно смотрит на Бэйли. Бэйли говорит: