— Мы только что выпили за ваше здоровье.
— Вот как? — удивилась Люба и звонко рассмеялась. А Тамара только сдержанно улыбнулась.
Люба была красива, знала это и держалась с горделивой независимостью. Тамара казалась застенчивой и неловкой, но в ее полной по-девчоночьи неуклюжей фигуре, в круглом румяном лице с пухлыми губами, в том даже, как она ладошками пригладила свои и без того гладко причесанные волосы и как перебросила назад упавшую на грудь косу, — во всем было что-то милое, привлекательное.
— Садитесь, девчата, за стол, — пригласил Вадим. — Я сейчас сбегаю портвейну куплю, а то вы, небось, водку не пьете.
— Что вы, не нужно, — удержала его Тамара и покраснела. — Мы никакое не пьем.
— Не надо, — поддержала ее и Люба. — Мы на минуточку, по делу.
— Брось ты, — бесцеремонно проговорил Саша. — Скажи честно, что соскучилась без меня.
Вадим удивленно посмотрел на Любу. С лица ее вдруг исчезла веселость, она задержала на Саше какой-то совсем новый — печальный, укоряющий и в то же время ласковый взгляд и тихо сказала:
— Ты опять?..
— Что — опять? — взъерошив свои кудрявые волосы и как будто сердясь, спросил Сашка, но в голосе его заметно было некоторое смущение. — Ну что — опять? Новоселье! Вот не знаешь, а говоришь.
Люба не ответила ему, взяла гитару, проверила строй.
— Споем? — предложила она и, не дожидаясь ответа, начала:
Все подхватили. Сашка дирижировал. Пели слаженно и с воодушевлением. Только Вадим пел тихо, почти неслышно — голос у него был хотя и могучий, но такой грубый, что он старался не давать ему волю.
Тамара сидела напротив, опершись пухлой щекой на руку, и смотрела на Вадима. Взгляд у нее был мягкий, мечтательный. Вадим перехватил его, и вдруг ему захотелось немедленно увидеть Соню. Тотчас вскочил бы и побежал на завод, если бы не был хозяином этой вечеринки. «Пойду к ней к концу смены, встречу у проходной и провожу до дому, — решил он. — Пойду к Соне. Увижу ее…».
Ему вдруг захотелось сделать какую-нибудь глупость.
— Карасик, давай поборемся, а? — предложил он.
— Да ну, — только и ответил Карасик, продолжая жевать колбасу.
Гитара была уже у Сашки. Он заиграл плясовую, Люба вышла на середину комнаты, топнула узким каблучком. Вадим выбрался из-за стола и пошел вокруг нее вприсядку. Плясали здорово, только тесновато было, так что чересчур развеселившийся Вадим опрокинул стул.
Всем было легко и весело. Даже Тамара осмелела, принялась читать стихи Есенина.
— Любить лишь можно только раз, — говорила она негромким проникновенным голосом.
«Только раз, — мысленно соглашался Вадим. — Ты слышишь, Соня? Только раз. Только тебя».
Сашка и Костя Жарков отправились провожать девушек. Едва они ушли, Вадим тоже начал торопливо собираться — оставалось уже немного до конца смены.
— Ты куда? — удивился Андрей.
— На завод.
— С ума сошел! Зачем это, в полночь?
— Нужно, — уже в дверях крикнул Вадим и выбежал из комнаты.
Он успел вовремя — очутился у проходной как раз в тот момент, когда вторая смена только начала выходить. Народу было очень много, шли через несколько дверей, и Вадим боялся пропустить Соню. И в самом деле, чуть не пропустил, увидел ее спину, когда Соня была уже довольно далеко от проходной.
— Соня! — крикнул он и кинулся догонять.
Она не услышала, не обернулась и только когда он оказался рядом и взял ее за руку, испуганно вскинула глаза.
— Ты?
— Ага. Знаешь, я решил… Пришел тебя встретить.
— От тебя водкой пахнет.
— Ну, немного. С товарищами выпил. Я перешел в общежитие.
— Почему? Разве Аркадий…
— Все! С Аркадием — все! Ты устала, да? У тебя лицо бледное.
— Не очень устала. Куда ты меня тянешь, Вадим? Надо к трамваю.
— Нет. Я тебя провожу, идем пешком, ладно? Ты ничего не знаешь. Есть стихи. Не запомнил… Только одну строчку помню, вот: «любить лишь можно только раз». Правильно, да?
Соня засмеялась.
— Странный ты сегодня, Вадим.
— Это глупо — молчать, — возбужденно продолжал Вадим. — Разве плохо, если я тебя люблю? Люблю, слышишь?
Соня открыто и улыбчиво смотрела на Вадима своими голубыми глазами. Так и не дождавшись ответа, Вадим склонился и поцеловал ее в эти бесконечно милые глаза, потом стал целовать щеки, виски, губы. Она покорно отдавалась его горячей ласке и только тихонько повторяла:
— Вадим, увидят. Вадим, люди же!