Вадим не заметил его тона.
— А что ж… Раз надо, — просто ответил он.
19
Огненного цвета металл, жаркая струя которого покорила когда-то Вадима, теперь многое говорил молодому бригадиру на своем особом, только литейщикам понятном языке. Вот сталь булькает у краев, крупно пузырится — значит, металл еще не готов, в глубине печи расплавляются последние кусочки. Вот она успокоилась. Вадим ложкой снимает шлак. На ровном зеркале металла от середины к краям едва заметно расходятся плавные круги. Пора вводить присадки. Несколько раз Вадиму эту минуту подсказывал Петр Антонович, а теперь он безошибочно улавливает ее сам.
Вадим бросает в сталь кусочки графита, над металлом прыгают красные искорки — это сгорает в воздухе графитная пыль. Кремний и марганец тают как сахар. Снова подогрев. Вот и все. Сталь покрывается тонкой белой пленкой и совсем успокаивается, будто удовлетворенная заботами бригадира. Над нею поднимается бурый дымок. Пора разливать.
— Давай, Андрей.
Андрей подходит с ковшом, Вадим плавно наклоняет печь. Худощавое лицо его кажется спокойным, и только в напряженно-пристальном взгляде светлокарих глаз чувствуется затаенная тревога.
Аркадий расслабленно сидит на табурете возле столика пирометристки. Пока идет заливка, он может отдохнуть, но этот отдых едва ли не тяжелее работы. Именно в такие минуты, когда можно оглядеться и подумать, Аркадию становится особенно жаль себя. Куда он попал? Чего ради он должен торчать в этом мрачном цехе, где от печей и опок пышет жаром, а от дверей несет холодом, где пахнет парафином и еще какой-то дрянью? Целый день живешь по указке этого длинноногого и не слишком-то умного Вадима…
— У черта в аду и то, наверное, прохладнее, — говорит Аркадий.
— Ну и иди туда, — мрачно шутит Вадим, которому уже надоело вечное ворчание Аркадия.
Сдвинув на лоб синие очки, Вадим зорко следит за заливщиками.
Разливка кончилась. Аркадий клеймит отливки, потом вместе со всеми устанавливает новые опоки в прокалочную печь. Ему жарко, руки едва удерживают тяжесть, ноет спина.
— Надо побыстрее, Аркаша, — поторапливает Вадим. — Вот, смотри: когда работаешь четко, размеренно — легче, а начинаешь тянуть резину — самому противно.
«Еще поучает!» — злясь на Вадима, на себя, на весь белый свет, думает Аркадий, но вслух ничего не говорит. «Нет, долго я здесь не выдержу, надо придумывать что-то другое. С месяц хоть бы протянуть».
Иногда на литейный участок заходит Соня. Аркадию кажется, что она не без любопытства присматривается к нему. Не удивительно. Она видела его дома в приличной обстановке и вдруг встречает простым чернорабочим. Но только ли в этом причина? А вдруг… Аркадий умеет нравиться девчатам. Положим, не всегда победа бывает за ним, но не так уж и редко.
Жених и невеста. Весь цех знает, что через месяц Вадим женится на Соне. В Сонином взгляде, в походке, в движениях заметна какая-то особенная мягкость. Как будто она стала немножко слабее и беспомощнее, чем прежде. Больше не может одна, ей нужна опора. И опора эта у нее есть — Вадим.
Они разговаривают, открыто и спокойно глядя друг на друга. Еще не совсем близкие, но уже не чужие. После работы вместе выходят из цеха. Вадим бережно поддерживает Соню под руку. Кто-то радуется, глядя на них: вот дружная пара. А кто-то завидует: живут же люди, а тут…
И Аркадий… Нет, он не то что завидует. Свадьба-женитьба! Пусть этим прельщаются дураки, которые не были женаты. Но почему-то растет неприязнь к Вадиму. Дьявол долговязый, какую девчонку завлек!
К своей работе Аркадий не только не привыкал, но, наоборот, все более тяготился ею. Он все делал через силу, лениво, и Андрей и другой заливщик, Саша Большов, изменивший прежней профессии слесаря, покрикивали на него, называли волынщиком.
«Это невозможно! — в отчаянии думал Аркадий, томясь от усталости и унижения. — Работаешь как дьявол, и всякий еще на тебя кричит. Так дальше нельзя!»
Но первая зарплата несколько примирила его с судьбой — за полмесяца он получил более пятисот рублей. А через несколько дней Аркадию совсем повезло: Надя Королева, пирометристка, работавшая теперь в бригаде Вадима, подала заявление об уходе.
— Трудно очень, — объяснила она Вадиму. — Двое малышей, заботы требуют. Ходила к Минаеву — некем, говорит, заменить. Обещал подыскать человека.
Аркадий, слышавший этот разговор, заволновался и, смяв недокуренную папиросу, поспешил к Вадиму.
— Будь другом, Вадя: похлопочи, чтобы взяли меня пирометристом, — заговорил он, преданно заглядывая в лицо Вадима. — Не могу я ворочать эти проклятые опоки. Ну, нет физической закалки, не виноват же я!