— Тут от тебя проку действительно мало, — согласился Вадим, — но пирометристом…
— Я научусь, Вадим! — горячо убеждал Аркадий. — Сходи, поговори с Минаевым, ты ведь бригадир. Одно дело — если я сам пойду, а если ты… Я, конечно, тоже попрошу.
— Ну, а здесь не подведешь? — строго спросил Вадим. — А то, знаешь, натерпелся я из-за тебя, сыт по горло.
— Что ты! — воскликнул Аркадий. — Это я только физически слабоват, а пирометристом буду работать не хуже Нади.
— Ну, ладно, — согласился Вадим. — Но сначала надо с Петром Антоновичем поговорить.
И мастер, и начальник цеха, успевшие уже узнать Рогачева, выслушали его и Вадима без воодушевления. Но подходящего человека в этот момент не было, и Аркадия перевели на должность пирометриста, пообещав Наде отпустить ее, как только подучит своего преемника.
Надя усердно передавала Аркадию свои знания.
— Работа пирометриста очень важная, — тоном учительницы говорила она. — От управления пультом зависит скорость плавки и расход электроэнергии. Главное, надо следить за показаниями прибора по косинусу «фи», чтобы полнее использовать мощность генератора. Регулируется это…
Аркадий, довольный тем, что ему не нужно больше ворочать опоки и жариться у печей, внимательно слушал. Он не все понимал. Что это, например, за косинус «фи»? Впрочем, в названиях ли дело? Гораздо важнее понять назначение разных стрелок, как и что они показывают, как действуют рычажки, с помощью которых надо добиваться от стрелок нужных цифр. Нет, право же, во всем этом есть даже что-то увлекательное. И Аркадий, по крайней мере первое время, был доволен своим новым положением.
Грубый костюм литейщика он сменил теперь на тщательно разглаженные брюки и свою вельветовую куртку, волосы снова мягкими волнами поднялись надо лбом — войлочная шляпа не приминает их. А валенки он больше никогда в жизни не наденет. На его ногах — до блеска начищенные черные ботинки. Совсем другое дело! И даже цех уже не кажется Аркадию таким неприглядным, как прежде, и люди в этом цехе, в сущности, вполне приятные…
Как-то в обеденный перерыв Аркадий отправился в модельное отделение. Там было почти пусто, только рыженькая Зина Огаркова и Соня ели бутерброды с сыром, запивая их молоком прямо из бутылочек.
Аркадий подошел к девушкам, картинным жестом поправил волосы, весело сказал:
— Здравствуйте, девчата.
— В ответ — привет, только тут дороги нет, — срифмовала Зина, и все засмеялись.
Зина захлебнулась молоком, Аркадий легонько похлопал ее по спине.
— Лепите эти штучки? — спросил он, указывая на модели.
— А что, нравятся? Хочешь, попробуй.
— С удовольствием, — согласился Аркадий. Он взял одну модельку, поднес ее ко рту и, ловко спустив в рукав, так, что девчата не заметили, стал жевать и причмокивать. Потом сделал вид, что проглотил лакомство, и вежливо спросил:
— Можно еще?
— Нельзя. Ты так всю выработку съешь, — пошутила Соня.
— Я и тебя с удовольствием съел бы, да больно мала, — сказал Аркадий, как-то значительно посмотрев на Соню, и она покраснела — то ли от этой шутки, то ли от его оценивающего и вопрошающего взгляда.
Соня подивилась в душе. На литейном участке Аркадий выглядел неуклюжим, утомленным и угрюмым. Сейчас это был совсем другой человек — подтянутый, живой, общительный. Впрочем, он стал самим собой. Тогда, дома, он ведь тоже был очень симпатичный.
— До свидания, девчата, — сказал Аркадий, еще немного поболтав. — Рад бы не расставаться с вами всю жизнь, — любезно добавил он, — но — дела. Ждет косинус фи.
И он ушел, довольный тем, что ему удалось произвести впечатление. Удалось, он был в этом уверен.
— Сонька, он на тебя так смотрел… Ты его знаешь? — пытливо спрашивала Зина. — Друг Вадима? А он женат?
— Нет.
— Ой, вот бы за кого выйти. Лоб какой у него высокий — заметила?
— Просто начал лысеть.
— Ты ничего не понимаешь, — заявила Зина. — Думаешь, лучше Вадима людей нет?
— Может и есть, да мне нет до них дела.
— Пожалуйста. А чего ты злишься?
Соня не ответила. Она сама не знала, почему почувствовала раздражение против Зины. Или против Аркадия. Или… Нет, Вадим тут ни при чем. Вадим хороший, лучше всех…
Соня завернула в газету остатки бутерброда и бутылку из-под молока и отправилась к себе на формовку. Но на полпути остановилась, загляделась в окно. Ничего особенного не было за окном. Грязная дорога. За ней овраг. Тополя в овраге. На ветках белыми наростами лежит снег. Ничего особенного. А на сердце радостно и тревожно. Странно. Ни с чего, ну совсем ни с чего…