Да, истинной причины мрачного настроения Аркадия не знал никто, но многие, и в том числе Андрей, думали, что повинна в этом Соня. Странная какая-то! То Вадиму голову крутила, то Аркадию…
Впрочем, сегодня Андрею не до этих размышлений. Наступила его последняя смена. В последний раз держит он в руках тяжелый ковш с ослепляющим ярким металлом. Последние опоки залиты его руками.
В этот день отливали бронзовые детали. Бронза жиже стали, и бледно-оранжевая тонкая струйка ее кажется почти прозрачной. На глазах металл сереет, а застывшие на поверхности лепешки кое-где блестят, как золотые.
Андрею и в голову не приходит, что в одной из опок заформован для него сюрприз. Это держалось в глубокой тайне. Еще неделю назад Федор Федорович изготовил гипсовую форму для отливки модели, но по плану все время шло стальное литье. Литейщики уже решили было, что отправят свой подарок Андрею посылкой, но сегодня, к счастью, удалось отлить.
Впрочем, еще неизвестно, как получится. В модели олень был очень красив, а тут, чего доброго, выйдет на трех ногах или однорогий. К тому же пора выбивать формы, а Андрея никак не спровадишь с участка. Все-таки Вадим дал ему какое-то поручение в техотдел, а тем временем вынул отливку. Олень выглядел невзрачно, но рога и ноги были на месте.
— Ребята отрежут литник да зачистят — будет красавец, — убежденно сказал Сашка.
— Дарить будем в день отъезда, — предложил Вадим.
— Костя хочет, чтобы на вокзале, — сообщает Сашка.
— Можно и на вокзале.
…Комсомольцы уезжали под вечер ясного июльского дня. Все — и отъезжающие, и провожающие — собрались у горкома комсомола. Оттуда вещи отправили на машине, а сами со знаменем и оркестром двинулись на вокзал пешком.
Впереди Андрея шла со своей матерью совсем молоденькая девушка.
— Лидочка, береги себя, — уговаривала ее мать, — не лезь, где опасно. В случае строить придется, — строй, где низко, а на эти, как их… на пристройки-то шатучие не забирайся. Ну-ка оступишься!
— Ладно, мама, оставь, — смущенно просила девушка.
— Разная бывает молодость, — с оттенком торжественности говорит Минаев, шествуя в окружении молодежи. — У одного молодость вспыхнула — и погасла тут же, у другого и вовсе не вспыхнет: потлеет, подымит, и глядь — уж нет ее. А у иных молодость — как яркое пламя, и людям от того пламени тепло, светло и радостно.
— Ты, Андрей, нам пиши, — прерывает Нилов философствование начальника цеха.
— Обязательно, Петр Антонович.
— А олень? — вдруг вспоминает Костя, и на лице его отражается почти ужас. — Оленя-то мы забыли!
— Теперь уже не поспеть, — сокрушается Вадим.
— Успею! — решительно говорит Костя и бежит обратно на завод. Олень хранится у него в столе.
На перроне он появляется перед самой посадкой.
— Вот тебе… от цеха… — еще не отдышавшись от быстрого бега, говорит он, сдирая с подарка газету.
— Спасибо, — растроганно благодарит Андрей.
Олень стоит у него на ладони. Блестя бронзовыми боками, он широко разметал ветвистые рога и грациозно приподнял ногу в стремительном беге.
Посадка. Толчея в поисках своего вагона и своей полки. Наконец разместились. Уже сказаны все слова, а поезд все стоит.
— Лидочка, береги себя, — снова напутствует девушку беспокойная мать.
— Да что ты, мама, смотри, сколько нас едет.
— Пишите чаще! — кричит Андрей друзьям, высунувшись из окна.
— Ты нас, смотри, не забывай, — отзывается Аркадий, явившийся на вокзал незадолго до отхода поезда.
Он пришел просто так, из любопытства, но вокзальная суета неожиданно и против воли как-то захватила его. Захотелось тоже уехать. Только куда? Зачем?..
Лязгнув буферами, поезд трогается. И тут вдруг оказывается, что еще многое надо сказать, — отовсюду слышатся просьбы, наказы.
— Лена, пиши!
— Мама, к тебе Сергей зайдет, отдай ему мои учебники.
— Кате привет передай!
— Счастливо, Андрей!
— Пальто я куплю сорок восьмой, а то ты еще подрастешь.
— Куда мне расти!
Поезд уже далеко, слов не слышно, и провожающие молча машут платками и фуражками. Наконец, дав прощальный гудок, состав скрывается за поворотом.
— Уехали, — говорит Вадим, глядя на убегающие вдаль рельсы.
— Когда теперь увидимся, — отзывается непривычно нахмурившийся Сашка.
Они стоят на пустеющем перроне и словно ждут чего-то.