Инспектор Йенсен очень огорчился. Подумав, он спросил Алицию, где, по её мнению, я могла бы находиться. Алиция попросила объяснить, в чем, собственно, дело. Господин Йенсен объяснил.
Начатая Интерполом в конце прошлого года кампания близилась к концу. Было арестовано много людей, занимающихся преступной деятельностью, прикрыто много притонов, конфискованы значительные суммы. И это все. Верхушке гангстерского синдиката во главе с шефом не только удалось скрыться от правосудия, но и скрыть почти весь капитал шайки, а Интерпол очень рассчитывал его захватить, что было бы равносильно отсечению главной головы гангстерской гидры. А теперь вышеупомянутая гидра отращивает новые головы, в целом ряде мест появляются новые притоны, и все свидетельствует о том, что акция Интерпола может тянуться до бесконечности. Из каких-то неведомых источников Интерпол узнал, что все богатство шайки где-то спрятано, но никто не знает где. С другой стороны, стало известно также, что в полиции бандиты имеют своего человека, но опять же никто не знает, кто он. В довершение во всему, в Северной Африке наблюдается подозрительное оживление в области развлекательного бизнеса, причём это оживление идёт вразрез с гангстерской деятельностью в Европе. Полиции, разумеется, это очень на руку, но тем не менее она очень хотела бы знать, в чем все-таки дело.
Бот почему моего прибытия ожидали с таким нетерпением, рассчитывая, что кое-что я смогу прояснить, что смогу назвать им хоть некоторых представителей гангстерской элиты. Польское и датское посольства в Париже уже заручились моим согласием побеседовать с кем надо, и вдруг я исчезаю. Разумеется, поиски продолжаются. Если я покинула Францию, то должна была где-то пересечь границу. Как раз этот момент находится сейчас в центре внимания полиции. Известно, что я приобрела бежевый «ягуар», хотя не исключено, что могла бросить машину и уехать на чем-нибудь другом. Причём никто не поручится, что под собственной фамилией. В связи с вышеизложенным не приходит ли в голову моей приятельницы какие-нибудь предположения?
Алиция глубоко задумалась и выдвинула предположение.
— Она поехала в Польшу, — решительно заявила моя подруга. — Её телеграмма и то, что вы, господин инспектор, рассказали, позволяют предположить, что её преследуют и что её жизни угрожает опасность. А я знаю — вы уж извините, но человеку позволительно иметь хобби, — так вот, моя подруга полагается только на польскую милицию. Я уверена, что она поехала в Польшу.
Стремление добраться до родины как последнего прибежища не показалось инспектору Йенсену столь уж странным. Он опять немного подумал, заявил, что проверит, и очень просил немедленно сообщить ему, если от меня придёт какая-нибудь весточка.
Весточка действительно пришла. Это было моё письмо. Алиция получила его спустя две недели после визита инспектора. Алиция прочла три раза моё послание и очень расстроилась. Семь раз звонила она инспектору Йенсену, никак не могла его застать и расстроилась ещё больше. Наконец дозвонилась, и поздно вечером он опять нанёс ей визит.
Господин Йенсен выглядел растерянным.
— Мы нашли вашу подругу, — сказал он Алиции почему-то грустным голосом. — У неё был представитель Интерпола из Парижа. К сожалению, ваша подруга не пожелала с ним разговаривать, даже не впустила его в квартиру и обошлась с ним… гм… невежливо, невзирая на присутствие польской милиция. Мы не знаем, как это объяснить.
К этому времени Алиция выучила моё письмо наизусть и знала, как это объяснить.
— Я давно знала, что этому человеку нельзя доверять. Сколько раз я ей это говорила! — в гневе выкрикнула Алиция и добавила: — Вы должны поторопиться! Я совсем не хочу, чтобы мою подругу убили.
Господин Йенсен ничего не имел против того, чтобы поторопиться, но не понял, о каком человеке говорит Алиция. Тогда Алиция перевела ему отдельные фрагменты моего послания, те, в которых я описывала, как нарвалась на гангстеров, переодетых полицейскими, о присутствии в Польше Мадлен, о фактах, свидетельствующих против Дьявола и о моих подозрениях. Многое из того, что прочитала Алиция, подтверждалось информацией, имеющейся в распоряжении инспектора. Он внимательно слушал, кивая головой.
Затем он так же внимательно выслушал то, что ему сочла своим долгом сказать Алиция, и глубоко задумался. Подумав, он заявил, что все понял. Как и следовало предполагать, испытания, выпавшие на мою долю, сделали меня несколько подозрительной, недоверчивой. Меня можно понять. Он сам, например, был бы удивлён, если бы после всего пережитого я стала бы откровенничать со всеми подряд. Напротив, моя сдержанность достойна всяческих похвал. И тем не менее со мной надо же как-то общаться. Он думал, что это будет нетрудно, но теперь его мнение по данному вопросу изменилось. Собственно, оно стало меняться уже тогда, когда ему сообщили, что парижского сотрудника Интерпола я пыталась спустить с лестницы, публично обзывая его «лысым боровом». Может быть, в связи с вышеизложенным моя подруга придумает какой-нибудь способ убедить меня, что тот человек, которого ко мне направят, достоин доверия.
Алиция попросила господина Йенсена подождать и позвонила мне в Варшаву.
После того как мы с ней убедились, что говорим именно мы, а не подставные лица, Алиция первым делом спросила:
— Что это за лысый боров был у тебя?
В ответ послышалось разъярённое рычание:
— Очередной бандит! Маленький, с большой головой, лысый! С розовой мордой. И она лоснилась, а из ушей торчали клочья шерстя. И блондин! С меня достаточно блондинов!
— А почему ты его спустила с лестницы? — поинтересовалась она, оставив в стороне вопрос, почему я решила, что он блондин, если он лысый.
— А что, я должна была встречать его с распростёртыми объятиями? К сожалению, не спустила, его поддержал какой-то кретин, который поднимался следом за ним.
— Но ведь это был сотрудник Интерпола!
В ответ раздался иронический смех:
— Ты веришь этим сказкам? Да он просто-напросто выдал себя за сотрудника Интерпола, как и все они тут. Представляешь, явился ко мне после того, как им не удалось разделаться со мной в Пальмирах. Дудки, не на такую напали!