— Перестань выть, может, я и отпущу тебя, — Дик не знал, как выпутаться.
Рыдания прекратились, со стены раздавались только отдельные вздохи и всхлипывания.
— Зачем ты украл штуку сукна и две бочки кларета?
— Сукно — да. А кларет взял Дергунчик. Это большой грех, с сукном… Но нам недоплатили за Францию… Клянусь тебе, недоплатили… И я ошибочно думал…
— А верен ли ты был своему господину?
Шутка изжила себя. Пора было бежать в караулку, рассказывать. Дик готовил последний решительный трюк. Он крепче уперся ногами, собираясь швырнуть козу Хэтчу под ноги.
— Какому? — между тем угодливо тараторил Хэтч. — Лысому или потопленцу? — Он немного освоился и даже осмелился облизнуть губы и вытереть дрожащей рукой совершенно мокрое от пота лицо… — Потопленцу, как же?.. У него нутро гнилое… — Хэтч заметался, не зная, верно или неверно нужно было служить потопленцу. — Копнули, а там ересь. Или что не так, ваша милость?.. Меня и на плоту не было, — голос Хэтча дрогнул мгновенным сомнением.
Сырой ветер дул такими же порывами, так же барабанил дождик и шипело бревно. Но все это стремительно отделилось от Дика, все осталось в прежней жизни. Эта прежняя жизнь показалась Дику такой же уютной, как светящееся во дворе окно караулки. В эту прежнюю жизнь Дику ходу не было. Надвинулась другая, темная и беспощадная, как морская волна ночью. Дик поставил козу на стену и смахнул вниз жбан. Жбан взорвался, ударившись о камень. Дик затряс головой, как тот пьяный солдат, который увидел его под окном Джоанны, оттолкнулся от лестницы и прыгнул вниз. Со стены в свете костра на него глядело лицо Хэтча с белыми оттопыренными ушами.
Из желоба вытекала струя воды. Дик сидел на земле, ловил ее открытым ртом. Потом встал, сунул пальцы в рот, изогнулся и исчез за выступом стены. Затем появился, вытер слезящиеся глаза и опять сел на прежнее место.
Сильный дождь при солнце. Из тех, что называют грибными. Упругие светлые струи пузырями вскипают в лужах бесконечной, изрытой глубокими колеями дороги. Весенняя трава вдоль дороги необыкновенно яркая. Все это убегает из заднего окна деревянной кареты.
Мужик ловит рыбу в маленьком озерке. Солдат в латах купил у него рыбину и скачет, догоняет карету с большущей серебряной рыбиной в руке. В зубах у солдата дымится маленькая трубочка.
Болела голова, время от временя Дик придерживал ее рукой. Он бегом пересек двор и толкнул дверь низкой одноэтажной пристройки. Но та была заперта. Он постоял немного, прижав лоб к холодным мокрым доскам, и потянул дверь на себя.
Длинное низкое помещение было не то коридором, не то кухней, большую его часть занимала плита со вмазанным котлом, у дальнего конца плиты две полуодетые женщины вытаскивали соринку из глаза голого заплаканного мальчика. Они испуганно вытаращились на Дика. Дик стремительно промчался мимо них и открыл сбитую из тонких досок дверь, из-под грубо размалеванного деревянного распятия глядел с кровати заспанный человек. Рядом крепко спала толстая женщина. Человек поморгал, пожевал губами и быстро сел, перекинув через высокий борт кровати тощие жилистые ноги.
— Проснись, колода, — не оборачиваясь, он ткнул женщину кулаком в бок.
Дик открыл рот и так постоял немного. Он вдруг ощутил пустоту и усталость, казалось, внутри у него что-то звенело. Захотелось лечь на пол и уснуть.
— Ничего, дрыхни, — Дик вышел и тихо притворил за собой дверь.
Спрашивать о чем-либо было не нужно. Он и так все знал. Начинался серый, самый ранний рассвет. Темнота смягчалась. Мостки позади захлюпали, Дика догонял Хэтч. Он пошел рядом, но не по мосткам, а сбоку, по грязи, и все время покашливая, будто что-то застряло у него в горле.
— Ну и разыграли вы старого Хэтча… — он захихикал натужно и неуверенно. — На солдате всегда грехов, как на елке иголок… Я и наплел… Какое-то сукно на себя взял… — Хэтч опять похихикал, крутя головой, и опять откашлялся. В маленьких глазах у него застыла тоска. Лицо было тяжелое, недоброе.
— Кто это вас ко мне послал, ваша милость?.. Это Хаксли-лучник вас ко мне послал?.. Вы не говорите, только кивните, ваша милость…
Дик не ответил. Доски хлюпали под ногами, выбрасывали фонтанчики грязи. Мостки завернули, и Дик сразу увидел двух солдат. Один стоял, прислонясь к дровянику, другой, сидя на корточках, ласкал собачку. Оба были короткие, круглоголовые, с крепкими шеями: отец и сын. Тот, что ласкал собачку, улыбался, глядя перед собой.