— Победа, — вдруг заорал Пампа и подпрыгнул вместе с Руматой так, что земля будто задрожала. — Хозяин, все, что есть лучшего, — на столы… Всем ируканского, сколько влезет. Все, кто хочет шлюх, берите с собой. Но нам пусть прислуживает почтенная пожилая женщина… Святой Мика, — повернулся он к Румате, — почему баронесса не видит меня сейчас?
Старший лакей притащил огромные аляповатые кружки, Пампа присосался к этому жбану. Румата тоже, глядя, как в черный проем проходят, будто исчезая там, гости. Вот и Гур, жалко улыбнувшись, исчез со своей рыбиной. Пьяные Тамэо и Сэра протащили мимо совсем ободранного дона с бессмысленно-горьким лицом.
— Хотим продать в рабство, — сообщил Сэра Румате, — а он не хочет… Гребешь себе на галере… Огромные добрые рыбы… — он продолжал уговаривать, не веря в успех. Они подошли к проему, и их тоже поглотила тьма.
— Да, — Румата наконец дососал кружку, которую держал обеими руками, — а куда делся лекаришка, которого вы освободили?
— С какой стати? — закапали первые крупные капли дождя, и Пампа поднял лицо навстречу этим каплям. Слуги скребками снимали с него грязь. — Это государственное дело, дорогой Румата… Да и имя какое-то собачье — Будах. Конечно отдал… Солнце заходит…
Пампа кивнул на рисунок над проемом, изображающий солнце, заходящее над морем.
— Что-нибудь не так, мой друг?! — Пампа вдруг испугался, но хлынул дождь, и он пошлепал по грязи, тяжело опираясь на огромный меч как на палку.
Шагнул за порог, обернулся, улыбнулся великолепными зубами, позвал за собой очень уставшей, видно, рукой и исчез в темноте. Оттуда же возник Тамэо, совсем пьяный.
— Эй, кто-нибудь, мне же в караул… — и исчез.
Тихо подъехала телега с высокими колесами. Румата почувствовал, что его колотит, закрыл рукой алмаз на лбу, пальцы другой сунул в рот. Его вырвало, и он завалился в телегу на спину.
Дождь кончился так же внезапно, как налетел. Шипели в большинстве погасшие плошки.
— Покажи-ка, красавица, где заноза, — сказал знакомый голос и рассмеялся. Но никого не было. Телега тронулась, проплыли плошки, и осталась темнота.
Ночной город был тревожен и тих. На улицах кое-где горели костры. Здесь было сухо, и сапоги Руматы не чавкали, а стучали. Телега погромыхивала позади, но людей вокруг них не было. У длинного дома волчьей цепочкой быстро шли люди.
— Вага, — окликнул Румата, вглядываясь. И тотчас все исчезло, как не было.
Ближе ко дворцу у костра — молчаливая толпа Серых солдат. Тихо позвякивали топоры. Дунул сырой ветер и затрещал чем-то. То ли доска в заборе, то ли еще что. Подошел Серый офицер с факелом, уставился.
— Не сметь смотреть мне в глаза, — тихо выговорил Румата.
Бешенство, которого он так в себе боялся, начало заполнять грудь. Он взял офицера за нос, и бешенство, как будто найдя путь, овладело его рукой, пальцами. Румата услышал хруст сломанной кости, жалобный воющий крик офицера, бросившего факел, и пошел дальше. Ничего не произошло, ни погони, ни драки, только позади одиноко кричал офицер, как какое-то подбитое животное. Мужик на телеге гыкнул, хлестнул лошадь и помчался прочь.
В ковровом зале гобелены в сальных пятнах кое-как прикрывали обсыпавшийся сырой камень. Румата быстро сменил плащ на чистый с пуфами и облил голову соанским запахом. Остатки вылил на старика церемониймейстера, уж больно от того воняло.
— Вельможа должен быть чист и благоухать, — он повернулся на каблуках и со старшим гвардейским офицером принялся совершать сложные манипуляции с мечами и поклонами под строгим взглядом министра церемоний.
Затем во главе трех гвардейцев шагнул в покои принца. Принц еще не спал. Он сосал и грыз огромную грудь несчастной своей маленькой кормилицы. Та же теребила ему низ живота.
Кормилица с тоской посмотрела на Румату.
Гвардейцы проверили запоры. Румата вышел за ними в ковровый зал, придвинул кресло к окну, открыл, положил ноги на табурет и стал глядеть в черноту, пытаясь представить себе город.
— Как ты думаешь, что там? — спросил он у толстого прыщавого гвардейского лейтенанта. Его полное очень глупое лицо он видел в зеркале. Трещиной отражение было разделено на две части.
— А Серые готовятся… к дням святого Гарана…
С улицы раздался крик, похожий на вой. И вдруг Румата понял, что это крик не с улицы, а откуда-то из дворца.
Через секунду там грохнуло, кто-то истошно закричал: «Спасите!». В ковровую залу вбежал полуодетый министр церемоний, ногу он волок, лицо было залито кровью. И, так же волоча ногу, исчез в спальне принца.