Фоменко кивнул.
— Взлет через семь минут, — сказал генерал.
К строю неожиданно подъехал аэродромный пикап. В его кузове стояла Серафима Павловна. Шофер понял, что заехал не туда, и попытался дать задний ход, но Серафима застучала ладонью по кабине.
— Куда, куда! — закричала она. И к генералу: — Товарищ генерал, разрешите проехать?
— Проезжайте, — разрешил командующий.
Пикапчик осторожно двинулся мимо строя.
— Товарищи офицеры, кто будет пить какао? А? Есть блинчики. Кто желает с мясом, кто желает с вареньем, — говорила Серафима Павловна.
Большой термос она держала в руках, и лицо у нее было такое, будто она угощает их у себя дома.
Строй тихо улыбался и провожал ее глазами.
— А какое варенье? — спросил Фоменко.
— Абрикосы, — виноватым голосом сказала Серафима.
Фоменко развел руками.
— Знаю, знаю, — сказала Серафима, — всю войну клюквенного ждешь!
Пикап удалялся.
— Выполняйте! — сказал командующий и приложил руку к фуражке.
— По машинам! Разойдись! — скомандовал Фоменко. — Плотников, с тобой пойдет Курочкин, а капитана Гаврилова возьму я. Полетишь со мной? — он хлопнул Гаврилова по плечу.
— Полечу.
Они шли рядом.
— Воспитательница из детского дома пишет — Игорешка мой чуть в бочке не утонул, — сказал Гаврилов. — Хороший мальчик.
— Моряком будет, — рассеянно ответил Фоменко.
Подошли к самолету.
— Товарищ командир! Самолет к вылету готов! — доложил техник. Мимо проходил Дмитриенко. Рот его был забит пирожком.
— Раз, и нет часов. Вот это фокус, — прожевывая, сказал Дмитриенко.
— Можете вдвоем в цирке выступать.
— Два-бульди-два, — улыбнулся Фоменко. — Дмитриенко, стой!
— Стою.
— Гаврилов полетит с тобой! — неожиданно решил Фоменко.
Гаврилов хотел что-то сказать, но Фоменко его подтолкнул и стал надевать парашют.
— Пялицын, — крикнул Плотников, — ознакомьте инженера с пулеметной установкой и парашютом.
Подполковник Курочкин втянул голову в плечи и ловко, как обезьяна, полез в кабину стрелка.
— Вот ваши наушнички СПУ, — сказал ему Пялицын, — здесь обзор хороший, если удачно сойдет, взрыв запросто зафиксируете. Боезапас вот здесь, а я вот здесь, в ногах, сяду. Сейчас парашют принесу.
Фоменко уже сидел в кабине и застегивал шлемофон. Он открыл форточку, посмотрел на небо, потом на землю и скомандовал:
— От винтов!
— Есть от винтов, — ответил механик.
Левый мотор пустил клуб дыма, и винт завертелся.
На КП командующий покрутил ручку телефона и спросил:
— Метео, время!
Трубка что-то ответила. Генерал посмотрел на свои часы и повернул голову к начальнику штаба:
— А мои часы забарахлили. Бесшапко был прав!
Тихо шипел динамик. Вдруг в нем щелкнуло, и послышался голос Фоменко.
— Клумба, Клумба, я Мак-1. Разрешите вырулить.
Генерал взял микрофон:
— Мак-1, я Клумба. Разрешаю.
Фоменко из машины махнул механикам рукой. Те быстро подбежали под плоскости самолета и убрали из-под шасси колодки. Фоменко прибавил газ, и самолет выкатился из капонира.
Моторы самолета Плотникова уже работали. Ветер от винтов гнал по фюзеляжу тонкие струйки воды.
Плотников прижал рукой ларингофоны и спросил:
— Ну, бойцы, все в порядке?
— В порядке, — тенорком ответил Курочкин и покашлял.
— Пялицыну не жестко?
— Спрашивают, — закричал Курочкин Пялицыну, стараясь перекричать шум моторов, — вам не жестко?
Пялицын замотал головой.
— Нормально, товарищ гвардии майор.
— Штурман, порядок? — опять спросил Плотников.
— Порядок, порядок, — ответил Веселаго.
Большой и толстый, он, как всегда, долго усаживался и располагался со своим хозяйством. Через стеклянную кабину штурмана было видно, как покатил самолет по рулежной дорожке. Стартер махнул флажком. Ударили винты. Машина Фоменко качнулась и, набирая скорость, побежала по летной полосе.
Плотников вырулил на полосу, проверил взглядом удаляющуюся машину командира и запросил КП.
— Клумба, я Мак-6. На борту все в порядке, разрешите взлет.
Плотников резко засвистел «Синий платочек», медленно отжал газ. Самолет, ускоряя бег, помчался навстречу сопкам, небу.
Под отвесными серыми скалами катились холодные волны Баренцева моря.
Шура Веселаго вынесла корзину с ребенком в коридор на сундук у телефона, покрыла его поверх старой курткой Веселаго, вернулась в комнату и дернула дверь на балкон.
Дверь была заклеена на зиму бумагой, но Шура приспособилась ее открывать. Сразу ветер забегал по комнате, полистал книгу на тумбочке, сорвал узорчатую накидку со швейной машины.