Захлопали отдушины под потолком.
– Ты что же не рассказал, – Румата схватил архивариуса за ухо, – что для меня арбалеты… Может, хочешь посмотреть, –это уже он обращался к Рэба, – я здесь завшивел…
Он замахал рукой, призывая арбалетчиков под потолком:
– А ну, давайте по вшам.
Но отдушины тихо закрылись.
Когда Румата посмотрел на Рэба, тот опять беззвучно шевелил губами, уставившись в стену, будто говорил с кем-то.
– Так вот… на спасение растлителей душ вы потратили не меньше трех пудов золота… – Рэба махнул большим пальцем перед открытым ртом, достал из коробочки монету и крутанул на столе. – Человеческие руки не в силах изготовить металл такой чистоты. Дьявол – да. Человек – нет.
Рэба опять взял и понюхал старый арбалет.
– Это не арбалет, это похлебка стухла, – участливо сказал Румата, – потом, вы сами пованиваете… Страшно, я вас понимаю…
– Не слишком, – вскинулся Рэба, – у вас сто восемьдесят шесть дуэлей, и ни одного убитого… Кости, уши… Кстати, только в аду можно научиться таким приемам боя…
– Уши тоже больно, – назидательно сказал Румата.
Тонкий поросячий визг не дал Румате договорить. Оборвалась и упала портьера, в кабинет с огромной быстротой на четвереньках вполз лекарь с разбитой головой, лже-Будах со слов Рипата.
– Я… короля, – это был не крик, а визг убиваемого животного. – Мне заменили горькую соль… – Он попытался втиснуться под стол, но влетели монахи и за ноги выдернули его.
Огромная рука прицепила на место портьеру и дверь захлопнулась.
– Ушей тебе мало, – заревел Румата.
«Сейчас или никогда, – билось в голове, – сейчас или никогда…»
Вся подготовка закончилась, теперь только вперед.
– Где Будах? Настоящего Будаха сюда, пес… Или я сейчас исправлю про дуэли…
– Ах, дон Румата, – Рэба из последних сил пытался держаться, – на что вам Будах? Он вам родственник, или как?
– Ты дурак, Рэба, ты же знаешь про меня в три раза больше, чем говоришь… Ты никогда в жизни не брался еще за такую опасную игрушку… Перед тобой такая горячая яма, которая тебе не снилась… Впрочем, все твои страшные сны – это я.
Очевидно, Румата попал.
Рэба тоже стал страшен. Он попытался кричать, но слова не складывались в предложения, он только брызгал слюной.
– Как пиявку… Никого не боюсь… – Рэба побежал, сорвал гобелен и распахнул тяжелые слюдяные окна.
Тяжелый гобелен захлестнул его, и Рэба выбрался из него, как из кокона.
Румате бешено хотелось подойти к окну, он догадывался, что там. Но он сел в свое скрипучее кресло и кинул ногу на ногу.
– Бам, – дурашливо сказал он, имитируя удар колокола в коридоре.
– Мы еще не знакомы! Позвольте представиться, – Рэба отбросил ногой гобелен, – наместник ордена на арканарской территории, боевой магистр Запроливья и прочее…
– Вздор, – заорал Румата, – ты плевок на моем сапоге… Игрок орехами на базаре… И согласись с тем, что ты сам это знаешь… Ты – ничто… Заруби себе на обоих ушах: я согласен тебя терпеть, но научись упрыгивать с моей дороги.
Румата взял миску с протухшим хлебовом и, перевернув, вытряхнул содержимое на пол. Загустевшее хлебово шлепнулось удивительно громко.
Дон Рэба быстро и просительно заулыбался. Из носа у него от напряжения потекла кровь. Он говорил, втягивая ее, и вытирая шапкой Кусиса, и торопя слова:
– Я мечтаю об одном – чтобы вы когда-нибудь были при мне. Может, вы – сын бога.
– Незаконный, – погрозил ему пальцем Румата.
Рэба не знал, точнее, побоялся понять.
– Я впадаю в ересь… Я даже не пытаюсь заглянуть в пропасть, которая вас извергла. Вы стремитесь к какой-то цели, мне непонятной…
– Ладно. Я устал, – сказал Румата, – берите вон перо и пишите, чтобы мне отдали Будаха…
Рэба кивнул, полез в какой-то ящик, достал два бронзовых, под золото, браслета. Один надел на руку Румате, другой, полегче, сунул ему в карман.
– А цель, по правде сказать, – Румата потянулся, – вымыться в горячей воде.
Только теперь он перекинул ноги через стол и пошел к окну.
За пеленой дождя в серое небо поднимались дымы пожаров. На мокрой площади перед дворцом чернел неподвижный огромный квадрат – тяжелые монахи в рясах, боевых сапогах и плоских касках в неправдоподобно точном строю.
– Смиренные дети ордена высадились сегодня в арканарском порту, – шипел сзади Рэба.
Когда Румата вышел на улицу, дождя уже не было, повсюду капало. Сильнее, чем обычно, кричали вороны, и поднималось сразу несколько столбов дыма, черного, какой бывает только при пожаре. Напротив крыльца во дворике охраны короны сидел здоровенный немолодой монах, сапоги стояли рядом, ноги монах держал в тазу с водой. Рядом на скамейке лежал хлеб и стоял кувшин.