Антон пожал другу руку, искренне надеясь, что они смогут забыть прошлое.
Эдик кивнул, забрав у него корзину, пригласил за стол.
Праздник продолжался. Все хотели лучшего своим детям, и потому было принято решение — зарыть топор войны.
****
Эдик открыл глаза, выдохнув зловонным перегаром, медленно сполз с кровати, и пошатываясь пошёл в ванную.
Пили они долго, всю ночь, и выпито было много…
Голова раскалывалась на части, во рту пересохло, перед глазами всё плыло.
Включив в раковине воду, напился затем засунув голову под холодную струю, немного подержал но не испытав облегчение, решил принять душ.
— Блять…
Дверь ванной открылась, вошёл Антон, с таким видом, будто только что вылез из мусорного бака.
— Сколько мы выпили? — Простонал Эдик, взяв зубную щётку.
Антон подошёл к унитазу, ничуть не смущаясь друга, достал своё хозяйство из трусов и начал опорожнять мочевой пузырь.
— Не считал… — Ответил безжизненным голосом Антон.
Эдик — почистив зубы, залез в душевую кабинку.
Антон вышел из ванной, решив приготовить кофе.
На кухне сидели убитые горем родители, понурив головы, попивали пиво.
— Будешь? — Поинтересовался Евгений.
— Нет… — Антон проглотил тошнотворный ком, подступивший к горлу, — Я кофе.
— Ничего не помню… — Пробурчал Вячеслав, сделав глоток пива, — Нас жёны убьют.
— Сколько время? — Поинтересовался Евгений.
— Двенадцать… — Ответил Антон, — Блять! Двенадцать! У меня дела в клинике!
— Кофе сварил? — В кухню вошёл Эдик.
— Нет, у меня дела! Сам вари…
— Ты гонишь что ли? — Эдик хохотнул, — Ты себя видел? Иди душ прими.
Антон кивнув, быстро вышел из кухни.
Эдик — окинув взглядом родственников — хмыкнул.
— Завязывайте, нам в больницу ехать. Отец, мама там уже сутки, приедешь пьяным и тебе конец. Вас это тоже касается Вячеслав.
Мужчины с тяжким вздохом отставили бокалы с пивом.
— Давай кофе, — Проворчал Вячеслав.
— Варю…
Эдик усмехнулся, и занялся варкой кофе.
****
В это время Олеся пришла в себя после наркоза, и сидела на кровати, пристально всматриваясь в личико сына.
Она специально попросила общий наркоз, потому как не могла видеть, когда его вынут из неё, и боялась услышать страшное, как в прошлый раз. Но всё обошлось, она стала мамой здорового сына, его сына, их общего сына.
— Мне всегда казалось, что все дети красивые, — Промолвила она с нежностью, — И я была права. Они такие милые.
— Да… — Тихо произнесла Катерина.
— А где наши мужчины? — Олеся посмотрела на мать.
— Только что звонила. Пили гады, всю ночь. Скоро приедут.
— А как Эдик? — Олеся вспыхнула, — Он рад?
— Шутишь? — Катерина не смогла сдержать смех, — Да он в детском стоял два часа у люльки.
— Правда? — Девушка расплылась в улыбке. — А что сказал?
— Он счастлив, этого разве мало? — Валентина присела рядом с дочерью.
— А вот и мы!
Деверь палаты открылась. Мужчины ввались гурьбой, Эдик вошёл последним, встав на пороге, улыбнулся, увидев пунцовую Олесю.
— Вы что пьяные? — Возмутилась Валентина.
— А я им говорил! — Рыкнул Эдик, — Но они умудрились нажраться, по дороге в больницу.
— Нечего было держать бутылку потрясающего бренди… — Икнул Евгений, повиснув на Катерине.
— Пошли! — Прорычала Валентина, вцепившись в руку Вячеслава, — Оставим молодых.
Женщины выволокли своих мужей из палаты, и как только за ними закрылась дверь, Эдик приблизился к кровати.
— Мы родители…
— Олеся… — Эдик оборвал её, присев на край кровати, — Я благодарен тебе, что ты не сделала глупости, родила мне сына. Ты сделала меня счастливым человеком…
— Эдик, я пока не стану говорить тебе о своих чувствах, но я хочу попробовать.
Эдик кивнул, ощутив прилив нежности и тепла в душе. Она подарила ему надежду…
Эпилог
Олеся металась по комнате, разглаживая руками белоснежное свадебное платье.
Прошло четыре месяца, она долго пыталась подавить в себе чувства, что испытывала к Эдику, но не смогла. Он каждый день доказывал ей свою любовь, и она, наконец, сдалась.
Он снял галерею, нанял организаторов, и Катерина взяла всю подготовку в свои руки. Всё выглядело потрясающе, осталось только выйти, взять отца под руку, и пойти к алтарю…
Дверь комнаты открылась, и вошёл Эдик.
— Ты что делаешь? — Олеся отскочила, скрывшись за огромным напольным зеркалом, — Уходи!