Фишер секунду внимательно смотрит на меня, потом кивает.
– Тобин, – наклоняется она к сыну, – иди к Беатрис и попроси, чтобы налила тебе молока.
– Я не хочу молока. Я хочу фанту.
– Хорошо, пусть будет фанта. Но только один раз.
Мы все ждем, когда детские шаги удалятся к лестнице. Затем Марина Фишер поворачивается ко мне:
– А теперь прошу объяснить, что вы тут делаете.
– У нас к вам есть несколько вопросов. По поводу вчерашнего вечера.
Она выглядит озадаченной и растерянной, на ее ярко-красных губах витает призрак улыбки. Как будто все это какая-то ошибка. Как будто потом она будет оживленно рассказывать о ней своим друзьям за стаканчиком тамариндового джина.
– Все это похоже на плохое кино для подростков.
Но мы не смеемся.
– Вы не меняли одежду и также не мылись с того момента, когда произошел инцидент, так?
По сути, надобности спрашивать нет – в маленьком помещении воняет, и дело не только в жаре.
Морган кивает:
– Я хотел, но Фрейя – моя девушка – сказала, что не надо.
Эв настораживается: Морган впервые упоминает о том, что разговаривал с кем-то еще, кроме Рейнольдса. В подобных случаях любые факты, даже самые мелкие, могут быть очень важными.
– Ваша девушка абсолютно права. Как только мы здесь закончим, можете сходить в душ – он за соседней дверью. Сразу почувствуете себя лучше. Потом можете выпить чашечку чаю, а детектив-констебль Эверетт составит ваш доказательный отчет. Довольно забавный термин для заявления…
– Мы никуда не спешим, – добавляет Эв. – Главное, чтобы вы были готовы.
В комнате снова воцаряется тишина. Чэннон спокойно делает свое дело и тихо разъясняет свои действия, собирая и упаковывая мазки с тела Моргана. С лица, шеи, рук, груди, паха. По старым шрамам можно понять, что он занимался контактным спортом, и Чэннон тщательно отмечает их, однако ищет она шрамы незажившие. Царапины на шее, царапины помельче, в верхней части грудной клетки.
– Это моя команда, – говорит Морган, видя, что Эверетт разглядывает татуировку на предплечье. Смущенно трет руку. – «Скопы».
Чэннон просит его встать, Морган поворачивается вправо, влево, поднимает руки по ее просьбе, покорный, как маленький ребенок. Он старается не падать духом, и все чрезвычайно внимательны и сдержанны, но в то же время ясно, что все это ему чертовски неприятно.
Он на мгновение ловит взгляд Эв и делает кислую мину.
– Надо же, я раньше никогда не понимал, почему женщины так редко заявляют об изнасиловании…
Адам Фаули
7 июля 2018 года
17:04
– Марина Фишер, я вынужден арестовать вас по подозрению в сексуальном нападении. Вы не обязаны ничего говорить. Но это нанесет вред вашей защите, если при допросе вы утаите что-то, что потом поможет вам в суде. Все сказанное вами может рассматриваться как улика против вас.
Она мотает головой, пятится от меня.
– Сексуальное нападение? О чем вы говорите? – Ее голос дрожит, она натыкается на диван и тяжело садится. Когда снова заговаривает, ее дыхание становится прерывистым. – Кто… кто сказал…
– Насколько мне известно, вы знакомы со студентом по имени Калеб Морган?
Она хмурится:
– Калеб? Калеб сказал, что я изнасиловала его?
– Профессор Фишер, было бы полезно, если б этот разговор состоялся в Сент-Олдейте. Где его можно записать.
– В Сент-Олдейте… вы имеет в виду полицейский участок? – Глаза женщины расширяются, и впервые за все время ее охватывает страх.
Я киваю:
– Так будет лучше. Не для нас – для вас.
Она свешивает голову, стараясь овладеть собой, затем кивает:
– Мне нужно позвонить адвокату.
– Конечно. Вы сможете позвонить ему, когда мы приедем туда. Беатрис останется с ребенком или вы хотите, чтобы мы кому-нибудь позвонили?
Она молчит так долго, что я сомневаюсь, что был услышан.
– Профессор Фишер?
Марина поднимает голову, вид у нее испуганный.
– Что? А… да, я попрошу ее.
Асанти делает шаг к ней:
– И нам понадобится одежда, в которой вы были вчера. Полагаю, сегодня утром вы уже приняли душ?
Профессор пристально смотрит на него:
– Естественно, приняла…
Наверное, она сожалеет о резком ответе – ибо принимается кусать нижнюю губу.
– Извините, я не хотела… просто все это… – тяжело вздыхает. – Да, я приняла душ.
– Нам понадобится ваша одежда. Все, что было на вас вчера. В том числе и нижнее белье.
У нее расширяются глаза.
– Ну, боюсь, все это уже постирано… А мое платье в химчистке.
Я кошусь на Асанти. Тот изгибает бровь, но Марина опережает нас: