Румянец сползает с моих щек, затем опускается на грудь, по всему телу, вниз к ногам. Краснею повсюду — от корней волос до кончиков накрашенных красным ногтей на ногах.
Мои губы приоткрываются, и я выдавливаю слабое:
— Ты все гуглишь?
Его не обманывает мое небрежное выражение лица — ни капельки. В уголках его прекрасных карих глаз появляются веселые морщинки.
— В значительной степени.
— Может, тебе стоит держаться подальше от Интернета, — тихо предлагаю я.
— Может стоит. — Он откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, синяя рубашка натягивается на его мышцах. — Но опять же, может и нет. Всегда поражаюсь тому, что нахожу.
Его скрытый смысл заставляет меня дрожать — и не от холодного воздуха, нагоняемого в помещение. О боже. Здесь жарко? Официант! О, официант! Не мог бы кто-нибудь принести мне веер или кувшин с водой, чтобы вылить на меня?
Или, может быть, это его реплика.
— И что ты нашел, когда погуглил меня?
— Ну, Табита Томпсон — ты знала, что если тебя погуглить, всплывет целая история достижений? Стипендия по легкой атлетике. Диплом с отличием. Случайная фотография с греческого бала, на который ты ходила. — Он тянется вперед и берет маленькую морковку со своей тарелки, отправляя ее в рот. — Кстати, сексуальное платье.
Я смотрю вниз на свой наряд, мои глаза останавливаются на моем щедром декольте.
— Это или то, что надевала на греческий бал?
— И то и другое. — Его глаза неторопливо, оценивающе осматривают мою обнаженную ключицу и выпуклость грудей.
Вслепую тычу вилкой в тарелку перед собой, подцепляя кусок морепродуктов и запихиваю его в рот, чтобы не отвечать.
Классно, правда?
Сглатываю и говорю:
— Как ты узнал, что это мои любимые блюда?
— Легко. — Коллин улыбается. — Твой брат передал через мою сестру. И самое приятное то, что это и мои любимые блюда.
Мы продолжаем есть в тишине, украдкой поглядывая друг на друга поверх вина, стейка и лобстера. Когда приносят десерт — крем-брюле и банановый пирог с кремом, еще одно мое любимое блюдо, — мы делимся им, безмолвно передавая тарелки и ложки взад и вперед, как будто встречаемся уже много лет.
Боже. Каждый аппетитный кусочек. Каждый восхитительный раз, когда наши глаза встречаются.
Мы потягиваем вино, заводя непринужденную беседу. Так просто. Естественно. Расслабленно. Коллин хватает меня за руку, а другой нащупывает мое колено под столом, медленно и нежно поглаживая мою гладкую кожу, пока я не закусываю губу и не отвожу взгляд.
Затем мы наклоняемся друг к другу через крошечный столик, наши колени соприкасаются, губы прижимаются друг к другу. Мои глаза закрываются, когда рука Коллина находит внутреннюю поверхность моего бедра, а другая — затылок, притягивая меня ближе. Сладко. Жадно.
Возбуждающе.
Наши рты приоткрываются и языки соприкасаются, намеренно исследуя друг друга. Неторопливое удовольствие, которое посылает ударную волну желания между моих ног и разливается по всему телу.
Это не просто поцелуй; это невысказанное приглашение к чему-то большему. Более значимому. Полной капитуляции.
Я буду поклоняться тебе, шепчет поцелуй.
Я буду добр к тебе, обещает поцелуй.
Это длится недолго. Коллин отстраняется первым, прижимаясь своим лбом к моему, поглаживая большим пальцем нижнюю часть моего подбородка.
Он тяжело дышит.
И я тоже.
— Табита. — Его голос — это низкая, хриплая мольба. — Табита, пойдем со мной домой.
Я буду поклоняться тебе…
Я буду добр к тебе…
Знаю, что не должна. Что еще слишком рано для интимных отношений. Но знаю, если я этого не сделаю…
Пожалею об этом.
Я едва заметно киваю.
— Да.
Да.
***
Блэр Уэллборн не спала с кем попало. Не занималась сексом на одну ночь. Не спала с мужчинами на первом свидании. Но когда она посмотрела на него через стол, единственной разумной мыслью, промелькнувшей в ее голове, было... ничего. Не было никаких разумных мыслей, только нужда, желание и отчаяние. Для него. Для
Он провел рукой по ее колену.
— Блэр, пойдем со мной домой. — Все, что она могла сделать, это кивнуть, слова застряли у нее в горле. Когда он отвезет ее домой, она проследит, чтобы он поклонялся местечку из гладкой кожи — ее любимому месту для поцелуев.
— Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой домой? Я хочу, но… Я едва знаю тебя. Мы знаем друг друга всего, сколько — три недели?