– Пожалуй, я лучше подожду снаружи, – говорю я. – Хочу убедиться, что Руперта пропустят через оцепление.
Ее рот слегка приоткрывается, когда она отходит в сторону. Я прохожу мимо них, но, распахивая входную дверь, слышу, как Эйден шепотом обращается к ней.
– Выйду на улицу посмотреть, что они делают, – сообщает он. – Побудь здесь. Там холодно.
Я выхожу из дома на подъездную дорожку и пытаюсь сосредоточиться на звуке хрустящего под ногами покрытого инеем гравия. Но слышу лишь шаги Эйдена за своей спиной.
Почему он захотел выйти следом за мной? Чувствую, как его пристальный взгляд буравит затылок, и мои щеки горят на холодном зимнем воздухе. Не хочу разговаривать с ним или замечать его присутствие – просто не могу, – поэтому запрокидываю голову и смотрю на небо. Оно затянуто облаками, плотными и низко нависшими над землей. Что-то мокрое и холодное падает мне на лицо, и я протягиваю руку.
Снег. Пошел снег.
Я дрожу и обхватываю себя руками, пряча ладони под кардиган. Поворачиваюсь обратно к дому. Пожалуй, я бы вернулась внутрь… Но она там, ее лицо виднеется в маленьком круглом окне.
Лучше буду терпеть холод.
Руперт должен появиться с минуты на минуту. Следует ли мне позвонить кому-нибудь еще?
Нет… У меня никого больше нет. Произошла худшая вещь, которая когда-либо случалась со мной, – худшая вещь, которая когда-либо могла случиться с кем-либо, – а на свете есть только один человек, к которому я могу обратиться.
Что это говорит обо мне?
Два констебля, прибывшие с Дженнингом, – я уже не помню их имен, – притворяются невидимками. Как будто мне совсем не бросается в глаза, что в доме есть незнакомцы, как будто я не чувствую их присутствия нутром. Они начали поиски наверху. Не знаю, что они ищут, но представляю, как они перебирают мои вещи. Что, если они найдут мои таблетки?
Желудок сжимается. Что, если они найдут мой дневник?
Дыхание учащается, когда я представляю, как чьи-то пальцы листают страницы, читая излитые мной из глубины души слова. Этого нельзя допустить. Я не могу позволить им найти дневник.
Нужно его спрятать.
Я поворачиваюсь обратно к дому, но посередине лестницы, ведущей наверх, стоит Дженнинг и беседует с двумя другими полицейскими.
Пустят ли они меня туда? Спросят ли, что мне нужно?
Нет, это слишком рискованно.
Я разворачиваюсь и опять смотрю на подъездную дорожку. Подняв лицо навстречу падающему снегу, слышу хруст шагов, и в поле бокового зрения появляется Эйден. Остановившись рядом со мной, он вздыхает, и его дыхание вырывается наружу облаком огорчения.
– Ты останешься здесь? В Ройстоне? – Неужели я это сказала?
Слова вырвались у меня сами собой, так же бессознательно, как дыхание, исходящее изо рта подобно туману. Я поворачиваюсь к Эйдену, скрестив руки на груди, – защитный барьер.
– Да.
– Где именно?
– В «Гербе королевы».
Я вздрагиваю, и Эйден встречается со мной взглядом. Его и без того розовые щеки вспыхивают.
– Прости, я не хотел…
– Все в порядке, – бормочу я.
«Герб королевы» – это паб в деревне, расположенной примерно в миле от моего дома, в котором есть несколько гостевых комнат на втором этаже. Именно там мы останавливались в тот вечер, когда Эйден познакомился с моим папой. Именно там он впервые прошептал, что любит меня. Именно там он сделал мне предложение. И именно там все между нами рухнуло.
Я согреваю дыханием руки – они такие холодные. Искоса поглядываю на Эйдена. В те времена, когда мы были вместе, он сжимал мои руки в своих и растирал их, если я мерзла. Закрыв глаза, я могу ощутить, как его ладони держат мои, а его тепло служит идеальным спасением от обжигающего холода. Эйден всегда хотел меня оберегать.
И пытался это сделать.
Серебристый внедорожник сворачивает на подъездную дорожку, медленно объезжает три конуса, которые один из полицейских установил в попытке преградить путь, и направляется к дому.
Руперт.
Мы познакомились в прошлом году. В тот вечер, когда Эйден рассказал мне о своих отношениях с Хелен. Эйден встретился со мной в пабе в Монтеме, после его ухода я села за столик в одиночестве и медленно выпила бутылку вина. Руперт подошел и спросил, может ли он присоединиться ко мне. Первое, что мне в нем понравилось, – его голос. Он звучал мягко. Нежно. Так неожиданно для небритого гиганта с широкими плечами. И это так отличалось от властного тона Эйдена. От его самоуверенности. От голоса, который заглушал всех остальных.
Я не искала никого, – и ничего, кроме одиночества, – но Руперт ворвался в мою жизнь с присущей ему очаровательной неуклюжестью.