И вот рабочие прямо от станка, избранные депутатами советов, членами исполкомов, оказались вынуждены повседневно управлять всею страною. Сознавая свою малограмотность, рабочие охотно включали в число избранных ими депутатов партийных руководителей - большевиков, на данных заводах не работавших, а советы именно их избирали председателями исполкомов (Отсюда уже недалеко и до назначения руководителей свыше, превращение их выборов в фикцию. Но это пока еще впереди). Но большевиков было мало, а лихорадочная жизнь военного времени ежедневно требовала от советов и их исполкомов срочного решения бесчисленных военных, политических и хозяйственных задач. И исполкомы их решали, делая на каждом шагу ошибки за ошибками, порою чрезвычайно тяжелые по своим последствиям (такие, например, как расстрел царской семьи). Но никто не мог указать большевикам более легкого и безболезненного пути - такого пути мы и сейчас не знаем.
Теперь надо разобраться с крестьянством. В деревню советская власть пришла одновременно с аграрной реформой, осуществленной, в основном, в форме захвата крестьянами помещичьих земель и имений. За предоставленную им возможность захватить землю крестьяне были готовы простить большевикам многое - и безвозмездное, в сущности, изъятие советской властью хлебных «излишков», и запрет на торговлю хлебом, и затянувшуюся войну, оторвавшую мужиков от полей на фронт, и неохотный допуск крестьянства к участию в государственном управлении...
Рабочие же, осуществляя свою власть, вынуждены были постоянно помнить, что Россия - страна крестьянская, что именно крестьяне составляют подавляющее большинство ее народа, и опасаться: как бы и вправду не «подавили». Рабочие вынуждены были смириться с тем, что система продразверстки обеспечивала их хлебом совершенно недостаточно – рабочие в городах в самые трудные годы гражданской войны потребляли 7 пудов хлеба на душу населения в год, а крестьяне в «производящих» хлебных губерниях, несмотря на продразверстку, потребляли в год до 17 пудов.
Выходит, что, являясь правящим классом, рабочие голодали, но власти из рук не выпускали. Руководившие ими большевики, в соответствии с марксистской догмой, считали крестьянство классом мелкобуржуазным и не доверяли ему. Поэтому в сельской местности сельские крестьянские советы избирались не от предприятий (которых здесь не было), а от всех жителей данного села (включая подчиненные селу деревни). При избрании же депутатов в вышестоящие советы («советы рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов») от нижестоящих советов, вместо представительства, пропорционального численности населения, на избрание депутатов-крестьян была установлена квота, в несколько раз более низкая, чем для рабочих. Крестьяне, избранные членами органов сельской власти - сельсоветов, волостных, а позже районных советов - оставались по-прежнему крестьянами, т.е. продолжали вести собственное (единоличное, в основном) хозяйство.
В соответствии с сохранившимся в деревне имущественным неравенством, палитра политических взглядов крестьянства была очень разнообразна - от готовности приумножать и яростно отстаивать свою собственность до осуществления реальных попыток жить вообще без собственности, коммуною. Но преобладало настроение всеобщего глухого недовольства запретом на торговлю. После «хлебной воли» перехода к нэпу недовольство в значительной мере определялось тем, что крестьянам, даже средним, было на практике осуществлять первоначальное накопление очень трудно, и только те нэпманы получали реальные прибыли, кто имел связи с «блатным миром» (так называли тогда теневую экономику). Но рабочая власть придирчиво контролировала нэпманов, сдерживая накопления ими капиталов и строго преследуя криминальные элементы, так что за годы нэпа существенная прослойка буржуазии в России сложиться не успела. Это глухое недовольство богатых крестьян и нэпманов чутко уловил и отразил поэт Есенин:
Жалко им, что Октябрь суровый
Обманул их в своей пурге.
И уж удалью точится новой
Крепко спрятанный нож в сапоге.
В годы военного коммунизма распространение рабоче-крестьянской советской власти на деревню было в значительной мере условным, декларативным, ограничивалось изъятием из деревни «излишков» хлеба. С началом нэпа советская власть постепенно прибирала к рукам крестьянскую вольницу, но еще много лет некоторые районы страны не вполне контролировались правительством. Включение в состав последнего в качестве народного комиссара земледелия беспартийного сибирского крестьянина было, конечно, жестом более картинным, чем реальным; все же, в первые годы советской власти большевики имели основание утверждать, что ими в Советской России создано рабоче-крестьянское государство с преобладающим влиянием («гегемонией») рабочего класса.