Выбрать главу

В свое время молодой генерал Наполеон Бонапарт впервые «показал себя» перед Конвентом, когда не постеснялся применить пушки в уличных боях с плохо вооруженными мятежниками - в самом центре Парижа. России повезло - среди всех монстров Хунты ни одного Наполеона все же не нашлось; бросить пушки и танки против народа они не посмели. Отсутствие у путчистов ГКЧП решительного вождя - это тоже признак вырождения квази-коммунистической партии и всего начальствующего сословия.

В те августовские дни и ночи люди с партийными билетами КПСС встречались по обе стороны баррикад (и в прямом, и в переносном смысле). Наоборот, защитники баррикад вокруг Белого Дома, независимо от наличия или отсутствия в кармане партбилета, все называли себя «демократами» и были едины в своей решимости: диктатуру не пропустить.

Отмечено, что в живом оцеплении вокруг Белого Дома были, среди других демократов, сотни бизнесменов, а коммерческие банки чемоданами подвозили сюда наличные деньги, чтобы люди из «Живого Кольца» могли купить продовольствие и медикаменты. Так, например, Инкомбанк пожертвовал на эти цели 10 миллионов рублей (в то время - большие деньги). Что несколько сот бизнесменов участвовали в обороне Белого Дома - вполне естественно: они защищали свою, буржуазную демократию, которая, среди всевозможных прочих «свобод», предусматривает и «свободу предпринимательства». С другой стороны, ГКЧП сразу же начал готовиться с ними разделаться: уже появились сообщения по радио и телевидению о серии громких «разоблачений» дельцов «теневой экономики»; а в кооперативах началась «инвентаризация» продовольственных запасов: по-видимому, Хунта намеревалась конфискованными товарами, хоть ненадолго, но заполнить прилавки магазинов и таким путем добиться - пусть временной - поддержки народа.

Но несколько сот бизнесменов - это же очень мало; и для бизнеса мало, и для «живой» демократии. Подсчитано, что в «пиковые» моменты (вроде митинга 20 августа) вокруг Белого Дома группировалось до 10 тысяч человек; по ночам в оцеплении, конечно, меньше, но все же десятки тысяч. Что же за народ встал в оцепление на площади? - Во-первых, учащаяся молодежь - студенты и старшеклассники; во-вторых, рабочая молодежь, живущая в общежитии, типа лимитчиков; в-третьих, частично, прочая молодежь, кому исполнилось 18 лет до путча лет за пять и меньше - в годы Перестройки; наконец, небольшая кучка интеллектуалов, учащих тех самых студентов (но гораздо реже - школьные учителя), и др. Из них из всех только бизнесмены имели деньги в кармане - тем и выделялись на фоне «лимиты».

За что готова была на бой эта молодежь? - Положительную программу никто сформулировать не пытался, зато всем было ясно, что ГКЧП - это Хунта, а Хунту привыкли ненавидеть со времен Пиночета, греческих «черных полковников» и никарагуанского «сукина сына» Самосы. И каждый, кто смог достать, по примеру Сальвадора Альенде, таскал с собою автомат (впрочем, очень немногие). Сейчас, когда молодежью, участвовавшей в «Живом Кольце», давно уже осознано, что своим мужеством они обеспечили возможность реставрации капитализма в России (и еще ряде стран), у них порою возникает досада против того, кто всех провел на мякине; но воспоминание о боевом товариществе и апофеозе победы на третий день останутся с ними на всю жизнь.

Для абсолютного большинства молодежи, вставшей в оцепление вокруг Белого Дома, Августовский путч не явился полнейшей неожиданностью - каких-нибудь событий в обществе ждали. Правда, предостережениям отдельных мудрецов типа Шеварднадзе, мало верили даже лидеры демократов; до широкой публики они просто не доходили. Но катастрофа казалась вероятнее экономическая - банкротство квази-советского «народного» хозяйства было очевидно каждому непокупателю, выходившему из пустого магазина. «Так жить нельзя», - повторяли все за Говорухиным.

То, что московская молодежь так быстро отозвалась на призыв своего президента, и то, с другой стороны, что ее не постигла участь китайских студентов, расстрелянных на площади Тяньаньмэнь, говорит о том, что гэкачеписты опоздали со своим путчем, свидетельствует о новой атмосфере, сложившейся в квази-советском обществе за годы Перестройки. В этой новой общественной атмосфере подросло поколение, лишь понаслышке знавшее о тоталитаризме. Но дать классовую оценку путчу и его глубоким социальным последствиям, вылившимся в Августовскую революцию, эта молодежь была бессильна. Да если бы на митинге, где оба президента братались с народом, кто-нибудь вдруг ляпнул, какова классовая суть начинающейся революции, вся площадь отнеслась бы к такому разговору, как к непристойной хулиганской выходке. В результате, изрядная часть российского народа так до сих пор и пребывает по этому вопросу в полном недоумении.