Во-вторых, предприятия, оставшиеся государственными, с 1988 года самостоятельно управляются представителями «директорского корпуса», российскими менеджерами, каждый из которых за несколько лет - с первых горбачевских реформ - успел «свое» предприятие подготовить к полному присвоению (через акционизацию с последующей скупкой акций или иным путем). До начала Перестройки «директорский корпус» был одной из прослоек начальствующего сословия, состоял из чиновников, управлявших государственными (как и все вокруг) предприятиями. Присваивая управляемые ими предприятия, эти чиновники-предприниматели быстро скадываются в бюрократическую (по происхождению) буржуазию, которой скоростная приватизация по-гайдарски ни к чему - лишняя публика на аукционах повышает цены, да и гласность опасна там, где стартовые цены преступно занижены. Поэтому «директорский корпус» приватизацию по-гайдарски всемерно тормозил - как по отношению конкретных предприятий, так и на всех уровнях, вплоть до правительственного.
В-третьих, среди предприятий, остающихся пока государственными, подавляющее большинство можно отнести к крупным и крупнейшим по размеру и к жизненно важным для экономики страны. Гайдарская «теория» приватизации предусматривала сохранение «ключевых позиций» экономики в руках государства, а также неприкосновенность так называемых «естественных» монополий, где сам технологический процесс не допускает раздробления предприятия. Четких критериев их определения теоретики не разработали. Под предлогом ликвидации монополии и внесения конкуренции в ту или иную отрасль, раздроблены (так как в целом виде были приватизаторам не по зубам) и распроданы мелкими кусочками некоторые предприятия, жизненно важные для страны. Так, мощный еще недавно, Гражданский воздушный флот СССР в условиях современной России раздроблен на десятки мелких фирм (временщики-владельцы которых заинтересованы только в извлечении прибыли без вложения инвестиций, изводят на нет основные фонды, наплевав на возмутительный рост аварийности) и низведен до такого состояния, что иностранные самолёты все более избегают пользоваться нашим воздушным пространством, а иностранные транзитные пассажиры - нашими авиарейсами.
На ряде подобных примеров руководители приватизации убедились, что подавляющее большинство предприятий, сохранившихся в государственном секторе, приватизации - без огромного ущерба для страны - более не поддаются, несмотря на то, что их монопольный характер по-прежнему противен теоретикам приватизации; за последние годы их планы распродажи России были резко сокращены, да и те выполнялись менее чем наполовину.
В-четвертых, изрядная часть государственной доли национального богатства по-прежнему законсервирована в акциях недоприватизированных предприятий. Выше уже упоминалось, что, раздавая работникам трудового коллектива в обмен на ваучеры акции данного акционируемого предприятия, приватизаторы сталкивались с тем, что для завладения 100% этих акций ни ваучеров, ни наличных денег - ни у менеджеров, ни у прочих работяг - не хватало, и невыкупленный остаток акций оформлялся, как государственная собственность. Имея почти в каждом крупном и во многих средних акционерных компаниях толстые пакеты акций, принадлежащих государству, правительство могло бы по праву основного акционера контролировать все эти компании или даже непосредственно управлять ими. Но это шло бы вразрез со всеми теориями Гайдара и подобных ему «идеологов», воспевающих блага конкуренции.
В итоге всероссийская управленческая вертикаль по управлению государственным имуществом, полугосударственными полуакционерными предприятиями вовсе не управляла в эти годы, а была озабочена больше всего продолжением приватизации. По акциям, принадлежащим государству, должны были бы автоматически притекать в государственный бюджет хотя бы дивиденды, т.е. соответствующая числу акций доля прибылей, но, коль скоро большинство предприятий убыточны, прибылей нет, то и притекать нечему - изрядная часть национального имущества страны законсервирована в принадлежащих государству акциях недоприватизированных предприятий совершенно бесплодно.